Падение титана, или Октябрьский конь. В 2 томах. Книга 1 - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 196

— Придет день, — вежливо сказал он этнарху и хозяину гавани, — и я заставлю вас заплатить за ваш отказ. Гай Кассий — сильный враг, и Гай Кассий не забывает оскорблений.

В Тарсе было то же самое, и прозвучала та же угроза. После Кассий поплыл на север Сирии, но догадался оставить флот на якоре, чтобы тот мог встретить флот Долабеллы.

Цецилий Басс занимал Арамею, а убийца Луций Стай Мурк — Антиохию с шестью беспокойными, недовольными легионами. Завидев Кассия, Мурк с радостью передал ему бразды правления, потом построил своих солдат и объявил, что теперь ими командует губернатор Гай Кассий, чего они, собственно, и хотели.

У меня такое чувство, словно я вернулся домой, — писал он в письме Сервилии, своему любимому корреспонденту. — Сирии принадлежит мое сердце.

Все это являлось незаметным началом гражданской войны, если той суждено было развиться в результате путаницы с провинциями и губернаторами. Многое зависело от того, как справятся с ситуацией в Риме. При таком положении вещей ни Брут, ни Кассий, ни даже Децим Брут не представляли реальной угрозы для государственной власти. Два хороших консула и сильный сенат могли бы подавить все претензии на imperium, но на деле таких призывов почему-то не слышалось.

Да и обладали ли Гай Вибий Панса и Авл Гиртий достаточным влиянием, чтобы держать под контролем сенат, или Марка Антония, или его восточных и западных военных союзников, или Брута, или Кассия, или наследника Цезаря?

Когда этот ужасный, отмеченный жутью мартовских ид год закончился, никто не мог сказать, каков будет новый.

Ровно через двадцать лет носче своего собственного памятного консульства, во время которого (как говорилось всем, кто был готов слушать) он спас свою страну, Марк Туллий Цицерон вновь оказался в центре событий. Страх за свое благополучие в течение этих двадцати лет стабильно удерживал его от предприятий подобного рода, и лишь однажды он отчаянно попытался спасти погибающую Республику, почти отговорив Помпея Великого от гражданской войны, но вмешался Катон. Однако теперь, когда Марк Антоний ушел на север, Цицерон не видел в Риме никого, кто мог бы ему помешать. Наконец-то золотой язык добьется большего, чем военная мощь и грубая сила!

Хотя он ненавидел Цезаря и постоянно пытался принизить его, в глубине души он всегда знал, что Цезарь — феникс, способный возрождаться из пепла. Словно по иронии судьбы он получил тому подтверждение, когда после физического сожжения в небесах зажглась звезда, чтобы сказать всему римскому миру, что Цезарь никогда, никогда не уйдет. Но против Антония действовать было легче. Грубый, нетерпеливый, жестокий, импульсивный и безрассудный Антоний давал весьма много поводов для нападок. И захваченный силой собственного красноречия Цицерон принялся уничтожать его, твердо зная, что эта мишень уже не способна подняться.

Его голова была полна грез. Ему виделась обновленная Римская республика, восстановленная под началом людей, уважающих ее институты и чтящих принципы mos maiorum. Оставалось лишь убедить сенат и народ, что освободители — это подлинные герои, что Марк Брут, Децим Брут и Гай Кассий, которых Антоний теперь выставлял худшими врагами Рима, действовали правильно. А Антоний не прав. И если в это упрощенное уравнение Цицерон не вставил Октавиана, то у него имелась уважительная причина. Октавиан был девятнадцатилетним юношей, второстепенной фигурой на шахматной доске, обманкой, несущей в самой себе семена собственного разрушения.

Когда Гай Вибий Панса и Авл Гиртий в первый день нового года обрели консульские полномочия, статус Марка Антония поколебался. Консулом он уже не был, лишь консуляром, и какой бы властью ни обладал, у него можно было отнять эту власть. Подобно другим своим предшественникам, Антоний не позаботился получить полномочия губернатора от сената. Он обратился к плебсу. А решение плебса можно было оспорить, ибо Плебейские собрания представляли не весь народ Рима. Патриции на них не ходят, их мнение не учли. К тому же в отличие от других комиций и сената плебс не был обязан начинать свои собрания с культовых ритуалов. Молитвы не читались, знаки не определялись. Незначительный аргумент, ведь и Помпей Великий, и Марк Красс, и Цезарь получали провинции и полномочия тоже от плебса, но тем не менее Цицерон воспользовался и им.

Между вторым днем сентября и первым днем нового года он четыре раза выступал против Антония, и с большим успехом. Сенат, полный креатур Антония, начинал колебаться, ибо само поведение Антония затрудняло его защиту. Хотя и не имелось реальных свидетельств тому, что Антоний принимал участие в заговоре освободителей, логических домыслов было достаточно, чтобы покончить с его карьерой. А грубое обращение этого человека с наследником Цезаря завело его сторонников в тупик, потому что большинство из них были назначены Цезарем. Антоний ведь пришел к власти именно как наследник Цезаря, хотя и не названный в завещании. Зрелый мужчина, он естественно привлек к себе потрясающее число клиентов Цезаря, чем очень упрочил свое положение. Но теперь настоящий наследник Цезаря переманивал их на свою сторону — от первых рядов палаты и до последних. Октавиан не мог еще сказать, что большинство сенаторов сожалеют о своей связи с Антонием, но к тому шло, ибо Цицерон деятельно обрабатывал их для него — преследуя собственные цели. Как только сенаторы отойдут от Антония, он повернет их не к Октавиану, а к освободителям. Надо лишь представить все так, словно сам Октавиан предпочитает освободителей Марку Антонию, и в этом Цицерону весьма помогал тот факт, что молодой Октавиан не был сенатором и поэтому не мог, конечно, понять, что Цицерон его использует.

В начале нового года великий юрист принялся за выполнение своего плана. Против Антония уже поднялась огромная волна недовольства, которой тот не мог противостоять ввиду своего отсутствия. Теперь и он, и Октавиан были в каком-то роде лишь куклами в руках искусного кукловода.

Цицерон имел могущественного союзника в лице Ватии Исаврика, который винил Антония в самоубийстве отца и безоговорочно верил, что тот входил в клан заговорщиков. Влияние Ватии было огромно, в том числе и на заднескамеечников. Ибо он, как и Гней Домиций Кальвин, являлся самым стойким сторонником Цезаря среди аристократов.

Во второй день января Цицерон принялся за Антония так, что сенат подтвердил губернаторские полномочия Децима Брута, проголосовал за снятие Антония с этой должности и даже, кажется, был согласен объявить его hostis. После выступлений Цицерона и Ватии сенаторы взволновались. Каждый хотел сохранить ту небольшую власть, какую имел, а оказаться на стороне проигравших практически значило потерять эту власть.

Созрели ли они? Готовы ли они? Наступил ли момент объявить Антония официальным врагом сената и народа Рима? Дебаты вроде бы закончились, и, даже глядя на лица сотен заднескамеечников, легко можно было догадаться, как они проголосуют. Антоний был обречен.