– Тогда откройте глаза и посмотрите.
Он не стал добавлять больше ничего, не стал предупреждать о
том, как важно, чтобы она не ошиблась, не стал напоминать о двух с лишним
месяцах кропотливой, изматывающей работы по поиску убийцы Галактионова и о том,
как много сейчас зависит от правильной работы ее памяти. Доценко не хотел
сбивать ее. Все должно быть естественным: 22 декабря в этот момент она открыла
глаза и увидела человека, который, как они подозревают, через два дня после
этого отравил Галактионова. Пусть и сейчас она откроет глаза и увидит лицо.
Больше от нее ничего не требуется.
Шитова повернулась лицом к Мише и приоткрыла глаза. Перед
ней Доценко держал пять фотографий, две в одной руке, три – в другой.
– Вот этот, – решительно сказала Шитова, вынимая
из Мишиной руки один снимок.
– Точно? – переспросил он.
– Абсолютно, – уверенно ответила молодая
женщина. – На все сто.
– Спасибо, – облегченно улыбнулся Доценко. –
Господи, если бы вы знали, как я устал.
Надежда легко поднялась с постели, умышленно небрежным
жестом запахивая халат, который она ухитрилась предусмотрительно развязать,
пока лежала под одеялом.
– Отдыхайте, Михаил Александрович, а я буду за вами
ухаживать. Раз уж я взяла на работе отгул, то спешить мне совершенно некуда.
– Зато мне есть куда, – возразил Миша, у которого
от слабости начала кружиться голова. Поесть бы сейчас как следует и поспать
хотя бы час!
– Глупости, считайте, что я оказалась бестолковой и вам
пришлось провозиться со мной раза в два дольше. Ведь такое могло быть? Могло.
– В принципе, да, – подтвердил Доценко, которому
очень хотелось дать себя уговорить. Во-первых, он действительно чудовищно
устал. А во-вторых, Шитова ему нравилась. Она была веселой компанейской девицей
и, несмотря на яркую красоту и высокие финансовые претензии, казалась доброй и
славной. Ну и в-третьих, она была действительно очень красива.
– Вот видите. Пойдемте вместе на кухню, у меня там
стоит диванчик, вы приляжете, а я буду вас потчевать всякими вкусными вещами.
– Мне надо позвонить.
– Конечно, конечно. Телефон на кухне, и, кстати,
подключите его.
– А он что, выключен? – удивился Миша.
– Разумеется. Мы же с вами занимались серьезным делом.
Разве у нас могло что-нибудь получиться, если бы каждые пятнадцать минут звонил
телефон?
– Какая вы умница! – восхищенно произнес Доценко,
втыкая вилку в розетку и набирая номер.
– Я очень старалась, – обворожительно улыбнулась
Шитова. – Мне хотелось вам помочь.
– Это я, – сказал Миша в трубку. – У нас
получился Лысаков. Да, Геннадий Иванович Лысаков. В пять? – Он бросил
взгляд на часы. – Хорошо, Анастасия Павловна, в пять возле Института.
Он положил трубку и виновато посмотрел на Шитову.
– Надежда Андреевна, мне придется просить вас еще об
одном одолжении. Мы с вами должны к пяти часам подъехать в одно учреждение.
Пробудем там самое большее час, и я отвезу вас домой. Вы сможете?
– При одном условии. Вы сейчас снова отключите
телефон, – откликнулась Шитова, доставая из холодильника многочисленные
свертки и пакеты.
– Зачем? Нам предстоит еще одно серьезное дело? –
пошутил Доценко, прекрасно понимая, что за этим последует, и точно так же
понимая, что не имеет ничего против.
– Еще какое серьезное. Ухаживать за усталым сыщиком и
кормить его – это самое серьезное дело на свете.
– А можно процесс кормления разбить на два
этапа? – невинно поинтересовался он. Сейчас все станет ясным. Он даст
сигнал, внешне вполне безобидный, и, если Шитова захочет, она ответит, а если
не захочет – сделает вид, что не заметила. – Первый этап провести до
ухаживания, а второй – после.
Надежда подняла на него выразительные темные глаза,
посмотрела долго и внимательно, потом чуть заметно улыбнулась.
– Можно. Если не возражаете, первый этап сделаем
максимально облегченным, чтобы вы не уснули во время ухаживания.
Миша вдруг перестал ощущать голод и усталость, он думал
только о том, что перед ним стоит в полураспахнутом халате славная молодая
женщина с потрясающими ногами и огромными темными глазами, которой он явно
нравится и которая нравится ему, и как редко случается, что люди бывают так
расположены друг к другу, а до пяти часов еще так далеко…
Он протянул руку, вынул из ее рук нож, которым она
приготовилась что-то резать, и ласково сжал теплые нежные пальцы.
– Я не буду возражать, если первый этап мы вообще
пропустим, – шепотом сказал он.
3
Вадим Бойцов подумал, что со вчерашнего дня не может
смотреть в глаза своему начальнику Игорю Супруну. Казалось бы, ничего не
изменилось, выволочки от Игоря Константиновича он и раньше получал, и
несогласие свое с позицией начальства, бывало, не скрывал, но никогда после
этого не нарушалась между начальником и подчиненным та атмосфера дружелюбия,
которая позволяла Супруну уважать Бойцова и доверять ему. А после вчерашнего
разговора в машине все стало по-другому. Бойцов даже не отдавал себе отчет в
причинах этих перемен, но он чувствовал их, как животное, которое предчувствует
землетрясение и бежит в безопасное место, не зная, почему и зачем оно бежит.
– Слушаю вас, Игорь Константинович, – произнес он,
глядя в окно, за которым скучно висел туманный весенний день.
– Люди Мерханова какое-то время не будут беспокоить
Каменскую, так что если ты собираешься с ней еще работать, имей это в виду. Те
наемники, которых ты видел, сегодня ночью доставлены в Институт Склифосовского
с острым пищевым отравлением. Разумеется, все четверо скончались. Если Мерханов
на этом не успокоится, то ему нужно время, чтобы найти других исполнителей, а
им, в свою очередь, понадобится время, чтобы понаблюдать за Каменской. Я думаю,
в течение ближайшей недели она будет в безопасности. Сообщаю тебе на всякий
случай, вдруг пригодится.
– Я учту, – бесцветным голосом ответил Бойцов,
по-прежнему не глядя на начальника.
– Теперь другое. Встретишься сегодня с Литвиновой,
заберешь у нее слепки с ключей. Она должна будет сказать тебе, какие у нашего
разработчика планы на праздник. Нужно будет посмотреть в его квартире, нет ли
там улик, которые мы можем подсунуть людям с Петровки. Вопросы есть?
– Нет.
– Тогда иди.
Бойцов вышел от начальника и пошел к себе, угрюмо размышляя
о том, что не может отделаться от всего рассказанного Каменской. Супрун прав,
престиж страны – дело такое важное, что в сравнении с ним меркнет многое
другое. Но и Каменская права, страна, которой наплевать на страдания живущих в
ней людей, не достойна того, чтобы кто-то боролся за ее престиж. Но если не
поддерживать престиж, страна потеряет лицо в глазах мирового сообщества, не
получит кредитов, значит, экономика не встанет на ноги, жизнь будет становиться
все хуже и тяжелее, и живущие в стране люди будут страдать все больше. А если в
данном конкретном случае поставить интересы престижа выше других, то страдать
будет только небольшая часть населения – те, кому не повезло жить в Восточном
округе столицы. И даже не во всем округе, а лишь на некоторой части его
территории. Так что при такой постановке вопроса прав Супрун. Но если
вспомнить, что эта небольшая часть населения расплачивается за поддержание
престижа страны своим здоровьем и даже жизнью, то выходит, что права все-таки
Анастасия. А вдруг она его обманывает? Вдруг фотографии, которые она ему
показала, не имеют никакого отношения к злополучной «обратной петле»?