У самого Ольшанского родители были совсем другими людьми,
его детство прошло в атмосфере постоянной ругани, взаимных упреков и скандалов.
И за последние двадцать лет не проходило и дня, чтобы Константин Михайлович по
тому или иному поводу не возблагодарил судьбу за то, что ему так сказочно
повезло с женой. Кроме того, Нина была прекрасной хозяйкой, гостеприимной и
хлебосольной, постоянно приглашала в дом друзей и сослуживцев мужа, и он
испытывал особое, ни с чем не сравнимое удовольствие, выслушивая откровенно
завистливые комплименты в адрес своей жены.
– Надолго? – только и спросила Нина, когда
Константин Михайлович положил трубку.
– Надеюсь, что нет. У сотрудницы Гордеева какие-то
осложнения, нужно собраться, посоветоваться.
– Только собраться и посоветоваться?
– Да. А что?
– Если ты не обманываешь, Ольшанский, то пригласи их к
нам. Сядете в большой комнате и будете советоваться, сколько душе угодно, мы с
девочками мешать вам не будем. А потом все вместе Масленицу проводим, у меня на
сегодня большая кулинарная программа, жалко же, если все пропадет.
– Ты думаешь? – с сомнением произнес он.
– Конечно. Позвони Гордееву, предложи такой вариант. А,
Костик? – умоляюще попросила Нина.
– Попробую, – вздохнул он, снова набирая
номер. – Виктор Алексеевич, это опять я. А что, если мы соберемся у меня?
Супруга обещает что-то совершенно необыкновенное на обед. Почему неудобно? Это
она сама предложила. У нас гостей давно не было, а она, как настоящий
профессионал, не может долго находиться в простое, говорит, что навык теряет.
Ах, вот что… – Он прикрыл микрофон ладонью и повернулся к жене: – Его
сотрудница боится выходить из дома одна. Там, видно, что-то серьезное.
– Ольшанский, тебя сбить с толку даже ребенок
сумеет, – с упреком сказала Нина. – Поезжай и привези ее сюда, если
она боится, а Гордеев твой такой бестолковый и сам не может догадаться. Потрать
два часа на дорогу, зато потом весь день будешь дома.
– Виктор Алексеевич, я могу съездить за ней.
Договорились? Я сейчас сам ей позвоню.
Позавтракав, Константин Михайлович начал одеваться, чтобы
ехать за Настей Каменской.
– А я и не знала, что в уголовном розыске женщины
работают, – заметила Нина, подавая мужу шарф и поправляя воротник пальто.
– Крайне редко, – отозвался следователь. –
Была б моя воля, я бы такими, как Каменская, полностью МУР укомплектовал,
только пару-тройку мужиков оставил бы для силовых мероприятий.
– И что в ней такого необыкновенного? – ревниво
спросила Нина.
– Ничего. Совершенно обыкновенная. Сама увидишь, –
пообещал Константин Михайлович, открывая дверь.
2
Они совещались уже два часа, оккупировав самую большую
комнату в квартире Ольшанских. Нина и девочки к ним не заходили, а к телефону
Константин Михайлович просил подзывать его, только если позвонят Коротков или
Доценко.
– Эти пятеро сотрудников Института прямо как
заколдованные, – сокрушалась Настя. – Три покушения, и на все три
случая у каждого из них алиби. Причем если по поводу вечера 24 февраля еще
можно хоть немного сомневаться, то первого и третьего марта все они
присутствовали на Ученом совете и на банкете, их видели десятки людей, так что
алиби у них безупречное. Ну надо же, чтоб такая невезуха свалилась – ни
опознать, ни уличить.
– А что Доценко выяснил в Министерстве науки? –
спросил Ольшанский.
– Миша нашел замечательную женщину из секретариата. Он
правильно сообразил, что секретариат – это люди, для которых нет секретов. Все
бумаги проходят через них, причем не только те, которые пришли из внешних
организаций, но и те, которые ходят по министерству из кабинета в кабинет. По
резолюциям на этих бумагах сразу видно, кто кому что поручает и как потом дело
движется. Даже о намечающихся кадровых перестановках секретариат узнает первым,
задолго до того, как вопрос решается. Представьте себе, что, например, какой-то
вопрос всегда отдается на проработку определенному сотруднику, который
считается наиболее компетентным и давно ведет эту линию. И вдруг ни с того ни с
сего этот вопрос поручается совсем другому руководителю, хотя тот, кто
занимался этим раньше, не болен и не в отпуске. Что из этого следует?
Правильно, что человек впал в немилость и этот вопрос ему больше не доверяют
рассматривать. Или он собирается уходить, и будущего кандидата на его место
начинают вводить в курс дела. Короче, Миша Доценко все это учел и познакомился
с сотрудницей секретариата, которая обожает совать нос во все бумаги и все
узнавать первой. Знаете, есть такие любопытные особы, которым до всего есть
дело. Она ему и рассказала, что в министерство около двух месяцев назад пришла
анонимка, в которой упоминался Институт. Миша, конечно, включил все свое
обаяние и мастерство, в результате чего любознательная женщина вспомнила, что
речь шла о фальсификации результатов испытаний и о сокрытии вредного воздействия
одного из приборов, который разрабатывал Институт. Там и про обратный эффект
было написано. И отписали эту анонимку для проверки тому самому Томилину
Николаю Адамовичу, который с пеной у рта уверял меня, что я безграмотная
идиотка и никакого обратного эффекта не существует. Поэтому в данный момент Юра
Коротков проверяет, кто из пятерых подозреваемых вхож к Томилину и пользуется
его расположением. Если нам удастся по этому признаку вычленить одного из
пятерых, то можно полагать, что это по его инициативе анонимке не было придано
никакого значения. Иными словами, это как раз тот человек, который
заинтересован в сокрытии истинных результатов работы и который уговаривал
Войтовича не обнародовать их. Но боюсь, что это снова получится мартышкин труд.
– Почему? – спросил Гордеев, залпом выпивая
очередной стакан минеральной воды. Перед ним на столе стояли уже три пустые
бутылки из-под нарзана, и он потянулся за консервным ключом, чтобы открыть
четвертую. В последнее время он, и без того круглый и пухлый, начал сильно
полнеть, и ему посоветовали какую-то немыслимую диету, требующую употребления
большого количества минералки.
– Потому что все пятеро наверняка хорошо знакомы с
Томилиным. Директор Института, ученый секретарь, заведующий лабораторией – это
уж к гадалке не ходи, ведь Томилин является научным куратором Института.
Лысаков и Харламов, хоть и не являются руководителями, тоже могут вписаться в
этот круг, потому что работают в Институте давно, а Томилин в былые времена
частенько там появлялся, когда работал над кандидатской диссертацией. Знать бы,
зачем этот неизвестный деятель скрывал результаты испытаний! Это должна быть
очень и очень веская причина, ведь посмотрите, сколько усилий он приложил.
Нашел, чем заткнуть рот Войтовичу, Томилину голову заморочил, нанял
Галактионова, чтобы тот украл для него уголовное дело, а потом его же и на тот
свет отправил. Ради научной славы на такое не идут.
– Ну да, не идут! – фыркнул Ольшанский. – А
Ирину Филатову ты забыла? Если мне память не изменяет, ее убили как раз из-за
диссертации, которую она написала для убийцы, а он ей не заплатил.