– Там же ничего нет.
– Откуда ты знаешь? Мало ли кто тебе что сказал. А
вдруг он тебя обманул? Давай-давай, катись отсюда, пойди чайник поставь.
Настя покорно ушла на кухню, с замиранием сердца прислушиваясь
к доносящимся от входной двери звукам. А вдруг Вадим и в самом деле сказал ей
неправду? И эта штуковина сейчас как рванет… Дальше думать не хотелось, уж
очень неприятной была мысль.
Она вскипятила воду, заварила крепкий чай, приготовила бутерброды
с ветчиной и сыром, разложила их на большой плоской тарелке. Потом решила, что
неплохо было бы украсить их чем-нибудь. Она задумчиво оглядела убогое
содержимое холодильника, вытащила оттуда два яйца, положила в кастрюльку с
водой и поставила на огонь. Достав банку с маринованными огурчиками, нарезала
несколько штук на тоненькие узорчатые ломтики. В морозильнике она обнаружила
давно забытый пакет с мороженой клюквой. Отлично, и ее можно пустить в дело.
Когда яйца сварились, Настя остудила их в холодной воде,
почистила и разрезала на симпатичные бело-желтые кружочки. Положила на каждый
бутерброд по два кружочка, сверху пристроила зеленые дольки огурцов и завершила
сложное украшение несколькими ярко-красными ягодками. Получилось очень красиво,
даже гостей не стыдно угостить.
Поставив на стол чашки с блюдцами, сахарницу, заварочный
чайник и банку с растворимым кофе, она пристроила в центр блюдо с бутербродами
и принялась терпеливо ждать. Рванет или не рванет? Съедят они с Зубовым эти
замечательно красивые бутерброды или сейчас все взлетит на воздух? Напряжение
было таким сильным, что она завизжала бы, если бы было можно.
– Настасья! – послышался голос Олега. –
Выключай лампу, я закончил.
Он ввалился в кухню, как огромный неуклюжий медведь, и
тяжело плюхнулся на табуретку.
– Ух ты, красота какая! – восхищенно присвистнул
он и тут же ухватил с блюда бутерброд. – Сразу видно, человек замуж
собирается, к семейной жизни готовится.
– Еще одно слово – и я швырну в тебя чайник с
кипятком, – предупредила Настя.
– Ты чего, Каменская? Обалдела? – спросил он с
полным ртом. – Ты чего как с цепи сорвалась? Слова тебе сказать нельзя.
– Извини. Просто все меня уже достали с этим
замужеством. Прямо хоть отменяй свадьбу. Нашел что-нибудь?
– Угу. Там действительно что-то было. Вот, смотри,
кусочек провода. И вот еще один. Тот, кто вынимал устройство, знал, что и как
надо делать, только у него, видно, времени было маловато. Или инструментов
нужных не оказалось.
– А можно определить, когда мне это подсунули?
– Когда подсунули – нет. А вот когда вытаскивали –
можно. Оголенные провода окисляются на воздухе, так что время, когда произошел
разрыв, можно установить довольно точно. Тебе как срочно?
– Олеженька… – Настя состроила просительную
физиономию. – Чем раньше я буду знать, тем лучше для моей же собственной
безопасности. Прежде чем разговаривать с человеком, который сказал мне про
взрывное устройство, я хочу знать, врет он или нет. А разговаривать с ним надо
как можно скорей.
– Я так понимаю, ты намекаешь, что я должен, вместо
того чтобы ехать сейчас домой, возвращаться на работу? Ну ты и ловка, мать!
Заманила меня на пять минут, дырку в двери посмотреть, и на тебе.
– Ну Олеженька!
– Да ладно, не ной, сделаю. А то еще случится
что-нибудь с тобой, я же и виноватым буду. Можно еще бутерброд? Очень вкусно. И
чайку подлей горячего, – он протянул Насте свою чашку.
– Ешь, Олежек, ешь на здоровье, я тебе с собой
бутерброды заверну, чтобы не скучал на работе, – грустно пошутила
Настя. – Только дай мне ответ побыстрей.
Она проводила Зубова, вернулась на кухню и принялась убирать
со стола. Внезапно руки ее ослабели, пальцы сами собой разжались, и чашки с
блюдцами, которые она собиралась поставить в раковину, грохнулись на пол.
Сначала она даже не поняла, что произошло, и наклонилась, чтобы подобрать
осколки. Куски битого фарфора, казалось, ожили и никак не давались ей в руки,
разбегаясь во все стороны, дразня своей близостью и доступностью и
проскальзывая между пальцами, которые вдруг стали какими-то неловкими и
негибкими. У Насти закружилась голова, ей пришлось выпрямиться и сесть. Ее
начало трясти.
С момента, когда она поняла, что ее пытались убить, прошло
восемнадцать часов. Все это время она вела себя как нормальный человек,
находящийся в здравом уме и твердой памяти, сумела объясниться с начальником,
разыскать Короткова и Доценко и внятно разъяснить им суть нового задания,
привезла домой Олега Зубова и изощрялась в приготовлении сандвичей. Все это
время ее психика мужественно вытесняла из сознания мысль о том, что она целую
неделю ходила по краю пропасти и только чудом не свалилась в нее. За эту неделю
она могла умереть три раза. Три раза смерть подступала так близко, что Насте
казалось, она теперь знает ее запах. У смерти был запах клубничной жевательной
резинки и тяжелый горький запах дорогой туалетной воды. Этот горький запах лишь
слегка коснулся ее обоняния там, возле автостоянки, но вчера, когда незнакомый
мужчина сбил ее с ног и сам упал на нее, эта теплая полынная горечь, в которой
смешались запахи парфюмерии и разгоряченной кожи, буквально ударила ей в нос.
На протяжении последних восемнадцати часов Насте удавалось действовать более
или менее разумно и сознательно, но теперь силы покинули ее, механизм
психического вытеснения дал сбой и заглох, и страшная мысль о смерти пронзила
ее непереносимой болью.
Сначала начали трястись руки, потом от озноба застучали
зубы. Настя заметалась по квартире, сама не зная, что она ищет, бессмысленно
передвигаясь из кухни в комнату и обратно. Периодически она ловила себя на том,
что, оказавшись в комнате, ищет глазами плиту и холодильник, а войдя в кухню,
пугается, оттого что не видит компьютера. Она теряла контроль над своими
мыслями, не замечая, как переходит из одного помещения в другое. Она смотрела
на часы, отмечая про себя время, и через несколько секунд забывала, который
час, и снова искала глазами циферблат. Ей казалось, что, если она сможет
закричать, даже тихонько, ей станет легче, но горло словно свело судорогой, и
ей не удалось выдавить из себя ни звука.
Состояние ее быстро ухудшалось, к ознобу и дрожи
присоединилась головная боль, потом начало покалывать сердце, стала неметь
левая рука. Она хотела было позвонить Леше и попросить его приехать, но
почему-то никак не могла правильно набрать его номер. Это было похоже на дурной
сон, в котором тебе очень нужно позвонить, но на циферблате не оказывается
нужных тебе цифр или вообще телефон устроен как-то непонятно и ты никак не
можешь разобраться в хитрой механике. Настя несколько раз попала не туда и в
отчаянии махнула рукой на свои бесплодные попытки дозвониться до Чистякова. Ей
показалось, что она просто забыла номер его телефона, и от этого еще больше
расстроилась. Память всегда была ее безотказным орудием, и, если она не может
вспомнить номер телефона, по которому звонила много лет, значит, у нее действительно
плохо с головой.