Загорелись красные кружки. Один, другой…
– Как видите, хотя школа стоит на окраине, почти все инциденты происходили и происходят довольно близко.
– Это ничего не доказывает, – раздался в темноте голос математика Варгаса.
– Разумеется, – спокойно ответил Козлов. – Мы знаем, что ваши ученики без взрослых не выходят за пределы территории. Вернее, о других случаях пока не известно… Тем не менее слишком много косвенных улик. Местоположение школы. Возраст нападавших. Отсутствие следов – они потом как сквозь землю проваливаются. Вернее, уходят в Сумрак.
– Оборотни не уходят в Сумрак надолго, – возразил Каин. – Они трансформируются с помощью Сумрака, но не погружаются глубоко.
– Вы правы, – опять согласился Козлов. – Господа, я озвучу одну из версий, ради которой пришел. Мы пока не подозреваем учеников из числа волкулаков. Но можно предположить, кто-то хочет, чтобы мы так думали.
– Но зачем? – спросила воспитатель из Светлых Надежда Храмцова.
– Например, с целью дискредитировать саму идею школы и эксперимента в целом. Или, возможно, кто-то из учеников, способный перекидываться, нашел способ убегать на свободу и хочет, чтобы заподозрили других. В любом случае я прошу оказать содействие. Сообщать обо всем странном в поведении детей. Любые детали. Они уже кусаются. В следующий раз могут загрызть.
– Обо всем странном, говорите… – задумчиво сказал школьный психолог, ученик самого Карла Густава Юнга. – У нас, извините, тут все странные. Как все дети. А они к тому же не простые дети.
– Нас особенно интересуют низшие Темные средних классов.
– Господин дозорный, – официальным тоном вдруг произнес Варгас. – Даже вне пределов школы Темные не обязаны выдавать нарушителей без требования Инквизиции. А на территорию школы юрисдикция Дозоров вообще не распространяется. Вы не вправе ожидать, что Темные педагоги будут доносить на своих же учеников.
– Я не могу приказывать или требовать, – ответил Козлов. – Вы совершенно верно говорите – я не вправе даже ожидать. Пока я могу лишь просить. Но я пришел не для того, чтобы обвинить кого-то. Больше того, мы вообще не хотели бы найти доказательства причастности школы, сеньор Варгас. Если вдруг окажется, что кто-то из учеников травит людей по ночам… Вы понимаете, что будет поставлен вопрос о целесообразности школы? А ведь не только вам хотелось бы ее сохранить. Если смешанный интернат закроют, это значит – город потеряет статус. Это значит, что в нашем Дозоре опять будет только четверо сотрудников на семьдесят семь Темных. Это значит, ситуация в городе будет как везде по стране. Может, чуть лучше, может, чуть хуже. Будет как всегда, а не как сейчас. Я очень этого не хочу. А вы, сеньор Варгас?..
Завуч молчал, только поднимались и опускались крылья его орлиного носа. Саласар-Диего вообще был невысокого роста, а по сравнению с Козловым выглядел и вовсе гномом.
Директор Сорокин тоже молчал. Хранили молчание педагоги. Понятное дело, и портреты, эти вечно немые высокие гости, тоже безмолвствовали. Свой тихий голос подавали только часы.
– Пока Ночной Дозор придерживается официальной версии о группе «диких» Иных. Последствий они не понимают, о Договоре не знают. А современная масскультура даже рисует оборотней в привлекательном свете. Возможно, они чувствуют школу на уровне инстинктов, как средоточие Силы, а когда перекидываются, то просто-напросто чуют своих. Потому и ошиваются поблизости… Кто-то из учеников тоже мог их почувствовать. Дети быстро находят общий язык. Наша задача сейчас – как можно быстрее изловить оборотней. Если не успеют натворить дел, я лично приложу усилия, чтобы они оказались в числе ваших новых учеников. Полагаю, здесь их смогут вразумить. Именно поэтому я прошу о содействии. – Козлов надавил на «прошу», как еще недавно Варгас – на «доносить». – Мы уже направили запрос в Инквизицию, чтобы на территории школы временно было разрешено находиться сотрудникам Ночного и Дневного Дозоров.
– В этом нет необходимости, – впервые заговорил руководитель школьного Надзора Стригаль. – Мы проведем внутреннее расследование. Всю необходимую информацию вы получите, дозорный.
– Вот что, Дреер, – начал Лихарев после того, как притворил дверь на расстоянии. – Не угадал ты, зачем я к тебе пришел. Я же знаю, ты про Стригаля подумал. Нет, не затем. Хотя, конечно, самый краешек ты ухватил.
За окном снова прозвучал свисток.
Лихо шевельнул пальцами. Выкрики с баскетбольной площадки прекратились. Даже и без того слабый шум вентилятора в недрах корпуса учительского терминала стал еще тише.
Дмитрий был уверен, что их с Лихаревым теперь никто тоже не услышит. Не исключено, Лихо даже поставил легендарный Колпак Мюллера, когда-то разработанный Иными из общества Туле. Потом они все попали под закрытый Трибунал, проходивший также в Нюрнберге. Однако их достижения оказались в руках Инквизиции и могли еще применяться в интересах дела.
– Дреер, ты о сыворотке слышал? – спросил Лихарев.
– О какой сыворотке?
– Понимаешь, ты у нас все-таки человек новый, всего не знаешь. А сор из избы выносить нигде не любят. Контингент у нас разный, не соскучишься. Год назад, тебя еще тут не было, поймали мы троих на наркоте. Ясное дело, Темные. Богемой себя решили почувствовать. Конечно, в город когда выходят, так за ними следят. Пронести «дурь» в школу не смогли бы, а распространителей из числа людей мы бы так припугнули… Да что там припугнули, реморализация – и все дела. Они бы сами пошли в органы и всю сеть выдали. Так что эти стервецы придумали! Нашли кого-то, зачаровали и вытащили из памяти формулу. Ну и сделали втихаря в кабинете химии, через заклинание трансмутации. У них даже лучше настоящего получилось, колумбийцы и прочие триады бешеные деньги отдали бы за этот новый сорт. Хорошо, что в былые годы алхимики философский камень искали, а не идеальный наркотик. Вот где золото! Но мы их, короче, прижали. Вернее, Константин прижал.
– Знаю я, как он прижимает, – мрачно сказал Дмитрий.
– А ведь я Стригаля тоже не любил, если честно, – поведал Лихарев. – Маг он боевой – не мне чета, Инквизитор тоже хороший. Но слишком хороший для нас.
– Я бы даже сказал – слишком Инквизитор, – заметил Дреер.
– Сейчас уже не важно. Нет Инквизитора – нет проблемы. Но с наркотой он сработал на совесть. Всю местную кухню мы накрыли. Пацанов, само собой, исключили, отправили по домам – пускай там Дозоры их прорабатывают. Все-таки наркота – это человеческое, нарушения Договора тут нет. Их и выгнали-то формально за нарушение школьного устава. Но в Дневном им, надеюсь, хорошего ремня дали. Может, даже плетей Шааба.
Дмитрий знал, что такое плеть Шааба, и мрачноватый юморок Лихарева оценил.
– Притихло все. А теперь опять слухи ходят о какой-то сыворотке. Словно эхо…
– Виктор Палыч, – Дмитрий чуть склонил голову набок, – а как вы эти слухи собираете? Осведомители?
– Оперативная информация! – отрезал Лихо. – Все ему расскажи. Знаю, к чему клонишь. От тебя скрывать не буду – кое-что осталось от Константина. Всех этих стригалевских жучков-паучков из школы убрали, но информацию-то никуда уже не денешь. Только вот не докажешь и не опровергнешь. Даже если бы это были настоящие улики, а здесь так, разговоры…