Определенно в здешней атмосфере таился какой-то
расслабляющий, вредный для немецкой души дурман.
– Ну смотри, сердцеед. Пожалеешь.
И ведь как в воду глядел…
Случилось это в тот же день. Верней, на исходе суток, перед
полуночью. В это мертвое время, когда посетителей нет, шпики в подворотне не
дежурили. Один, правда дремал на ступеньках в парадной. Когда раздался звонок и
сонный швейцар, ворча, пошел спрашивая кто, филер встал и зевнул.
Швейцар вполголоса переговаривался с кем-то через щель.
Потом снял фуражку, поклонился и распахнул створки.
В подъезд двинулась целая процессия: впереди двое богатырей
в ливреях, потом две женские фигуры, сзади мужчина в котелке. Он сунул швейцару
красненькую.
– Куда? К кому? – с подозрением спросил агент Охранного.
– Василий! – повелительно произнесла старшая из женщин, в
горностаевой ротонде (на молодой была распахнутая заячья шубка).
Котелок вышел вперед, дал казенному человеку две бумажки.
– Ничего не видел, ничего не слышал. Ясно?
Агент с сомнением ответил:
– Не положено…
Получил третью банкноту, но все еще колебался.
– Если с ним что, мне голову оторвут…
– Долго еще? – повысила голос дама.
Василий (очень солидный, внушающий доверие господин)
пообещал:
– Господин Странник нас не интересует.
В руку агента легли еще две бумажки.
Тогда служивый вздохнул, снова сел на ступеньку.
Притворился, что спит.
Процессия поднялась на третий этаж.
Позвонили: раз, другой, третий.
Толкнули дверь – по ночному времени заперта.
Наконец внутри что-то зашуршало. В щель, поверх цепочки,
глядел испуганный старушечий глаз.
– Кого это среди ночи, Господи?
– Откройте! – приказала дама. – Немедленно откройте!
Василий!
Котелок подал знак – двое ливрейных, очевидно, готовые к
такому повороту событий, действовали слаженно. Один взялся за край двери, чтоб
не захлопнули, другой щелкнул большими кусачками. Обрезанная цепочка жалобно звякнула.
Старушенция бежала прочь по коридору.
– Караул! Разбойники! Емельян Иваныч! Тимофе-ей!
Молодая в заячьей шубке тоже завопила:
– Тимоша! Где ты, родной? И Емельян Иваныч здесь! –
возбужденно сказала она даме. – Говорила я вам, видела я его давеча!
– Вперед! – скомандовала предводительница. – Искать!
Лакеи быстро шли по коридору, открывая одну за одной все
двери.
За каждой их встречал крик, визг.
На агрессоров откуда-то коршуном налетела женщина,
простоволосая, в накинутом на плечи платке.
– Не пущу! Сначала меня убейте! – зашипела она, закрыв собою
одну из дверей.
Тому, кто хотел ее оттащить, вцепилась ногтями в лицо. Но
дверь все-таки открыли. На постели, под светящимся лампадами киотом, сидел
бородатый мужик в нижнем белье, трясся.
– Где Емельян Иванович? – спросила его княгиня. – Куда вы
его спрятали, негодяй? Мне говорили, что вы его приворожили, но я не верила!
– Изыди, ведьма. Ты видение сонное, дурное. Растай! Тьфу на
тебя троекратно.
Бородатый размашисто крестил ее.
– Лидь Сергевна! – крикнула сзади Зина.
Верейская оглянулась.
Из кухни с револьвером в руке – верно, на шум – выскочил
Базаров. И застыл. На заспанном лице читалось раздражение. Но Лидии Сергеевне
возлюбленный – разутый, в нательной рубахе, с растрепанными светлыми волосами –
показался бесконечно милым, потерянным, трогательным.
Княгиня бросилась к нему, обняла, заплакала.
– Боже мой, я нашла тебя!
Никогда раньше она не называла его на «ты», даже в минуты
интимности.
– Гадкий старик, он загипнотизировал тебя! Но я здесь! Я рассею
чары!
Сзади появилась и тут же исчезла растрепанная башка
«контуженного». Но Зине хватило и секунды.
– Тимофей Иваныч!
Оттолкнув барыню с ее кавалером, девушка кинулась к
избраннику своего сердца и тоже обхватила его руками.
Бедный Тимо только крякнул.
– Что вы, сударыня, в самом деле, – недовольно говорил Зепп.
– Ворвались среди ночи… Мне здесь отлично. Я тут душой спасаюсь.
– Он меня не слышит! – драматически возопила Верейская. –
Эмиль, это же я, твоя Лида! Я пришла тебя спасти! Как Герда своего Кая! Мерзкий
колдун заморозил твое сердце!
– Какая еще Герда? – разозлился майор. (В семье Теофельсов
детям не читали сказок Андерсена.) – С ума вы, что ли, сошли?
Не следовало так грубо. Лидия Сергеевна закрыла лицо руками
и разрыдалась.
– И все равно… Я не уйду отсюда… Ты не в себе… Я увезу тебя.
Потом, когда опомнишься, будешь мне благодарен.
Еще не хватало! Он представил сцену в духе похищения
сабинянок: дюжие лакеи, закутав его в шубу, волокут во двор.
Скрипнув зубами, сменил тон.
– Милая, я все тот же, – шепнул он ей на ухо. – Иди. Со мной
все в порядке. Так надо. Мы поговорим завтра. Я все тебе объясню.
– Честное слово?
Она смотрела на него мокрыми глазами.
– Клянусь нашей любовью.
И княгиня сразу успокоилась.
Грозно – будто и не плакала, не говорила жалких слов – она
оборотилась к двери, из которой выглядывал моргающий Странник.
– Учтите, старый негодяй. Если завтра Емельян Иванович не
будет у меня, я приду снова. И тогда вам не поздоровится! – Она повысила голос.
– Зина! Мы уходим! Здравствуй, Тимофей. Тебя я тоже выручу! В Германии ты и
твой господин спасли нас, а мы…
– Теперь я вижу, что вы действительно меня любите! –
затараторил Зепп по-французски, пока дура не наболтала лишнего. «Странный
человек» неглуп. Если узнает, что «контуженный» – денщик «прапорщика Базарова»,
будет катастрофа. – Пойми, мне нужно разобраться в своих чувствах. Любовь
небесная, любовь земная – все перепуталось в моей бедной голове. Мы поговорим
завтра.
– Хорошо… До завтра, милый…
Нежный поцелуй, еще пара всхлипов, и ночной штурм, хоть не
без потерь, был отбит. Ее светлость со свитой удалились.
В квартире с их уходом переполох не закончился. Приживалки
галдели, спорили. Они так и не поняли, что это была за барыня. Версии возникали
одна диковинней другой. Поминалась нечистая сила, происки Врага человеческого.