– Не выходит, бедный.
– Что же с ним такое?
Сиделка Дэвис углубилась в эту тему с профессиональным
смаком.
– Значит, он может поправиться, – задумчиво проговорила
Эмили.
– Он все равно будет очень слаб, – сказала сиделка.
– Да, но состояние его постепенно улучшается, ведь правда?
Сиделка с твердым профессиональным унынием покачала головой.
– Мало что может помочь в таких случаях…
У Эмили в ее маленькой записной книжке было перечислено то,
что она назвала алиби тети Дженнифер. И вот ради проверки она как бы невзначай
проронила:
– Странно подумать, что тетя Дженнифер была в кино, когда
убивали ее брата.
– Да, весьма прискорбно, – сказала сиделка Дэвис. – Конечно,
она не могла знать, но все равно остается неприятный осадок.
Эмили пыталась узнать то, что ей нужно, не спрашивая об этом
напрямую.
– Не было ли у нее какого-нибудь видения или предчувствия? –
спросила она. – Не вы, когда она пришла, встретили ее в прихожей и заметили,
что у нее какой-то необычный вид?
– Нет, – сказала сиделка, – не я. Я не видела ее до тех пор,
пока мы не сели обедать, и выглядела она как всегда.
– Может быть, я что-то путаю, – сказала Эмили.
– Да, возможно, ее встретил кто-то другой, – предположила
сиделка. – Я сама вернулась довольно поздно. И я чувствовала себя виноватой за
то, что надолго покинула пациента, но он сам меня просил, чтобы я пошла. – Она
вдруг глянула на часы. – Ах, он просил у меня еще грелку. Мне надо этим
заняться. Извините, мисс Трефусис.
Эмили милостиво отпустила ее и, подойдя к камину, нажала
кнопку звонка.
Вошла неряшливая горничная с испуганным лицом.
– Как вас зовут? – спросила Эмили.
– Беатрис, мисс.
– Ах, Беатрис, в конце концов, я, может быть, так и не
дождусь своей тети – миссис Гарднер. Я хотела спросить ее о покупках, которые
она сделала в пятницу. Вы не знаете, она вернулась с большим пакетом?
– Нет, мисс. Я не видела, как она входила.
– А это не вы говорили, что она возвратилась в шесть часов?
– Да, мисс. Она так и пришла. Я не видела, как она входила,
но, когда я в семь часов понесла к ней в комнату горячую воду, я испугалась,
потому что она лежала в темноте на кровати. «Ой, мадам, – сказала я, – вы меня
так напугали». – «Я пришла давно, в шесть часов», – сказала она. И я не видела
нигде большого пакета, – повторила Беатрис, усердствуя в своем желании помочь.
«До чего же все трудно! – подумала Эмили. – Столько надо
всякого выдумывать. Сочинила уже и предчувствие, и пакет, но, насколько понимаю,
надо еще что-то изобретать, если не хочешь вызывать подозрения».
– Ничего, Беатрис, это не так важно, – ласково улыбнулась
она.
Беатрис вышла. Эмили вытащила из сумочки местное расписание,
посмотрела в него. «Из Эксетера в три десять. Приходит в Экземптон в три сорок
две. Дойти до дома брата и совершить убийство – какое дикое, жестокое слово,
какая дикость весь этот вздор! – времени требуется, скажем, от половины до трех
четвертей часа. Когда идут поезда назад? Есть один в четыре двадцать пять и еще,
о котором говорил мистер Дакрс, в шесть десять, что приходит без двадцати трех
семь. Годятся и тот и тот. Жаль, что нет причины подозревать сиделку. Она весь
день отсутствовала, и никто не знает, где была. Не может же быть убийства без
мотива! Конечно, я на самом деле не верю, что кто-то из этого дома убил
капитана Тревильяна, но как-то утешительно знать, что могли бы. Ага, входная
дверь!»
В прихожей послышался разговор, дверь открылась, и в комнату
вошла Дженнифер Гарднер.
– Я Эмили Трефусис, – сказала Эмили. – Та самая, что
обручена с Джимом Пирсоном.
– Значит, вы Эмили? – сказала миссис Гарднер, протягивая
руку. – Ну и сюрприз!
И вдруг Эмили почувствовала себя беспомощной и маленькой,
совсем маленькой девочкой, которая совершает какую-то глупость. Необыкновенный
человек тетя Дженнифер. Характер это, вот что. Характера тети Дженнифер хватило
бы на двух и три четверти человека вместо одного.
– Вы пили чай, дорогая? Нет? Тогда попьем сейчас. Только
минутку, я должна сначала пойти наверх, заглянуть к Роберту.
Странное выражение промелькнуло на ее лице, когда она
произнесла имя мужа. Словно луч света скользнул по темной водной зыби. И
глубокий красивый голос смягчился.
«Она боготворит его, – подумала Эмили, оставшись одна в
гостиной. – И все равно в ней есть что-то пугающее. И по душе ли дядюшке
Роберту такое обожание?»
Когда Дженнифер Гарднер вернулась и сняла шляпу, Эмили
восхитилась ее гладкими, зачесанными от лба назад волосами.
– Вы пришли поговорить о делах, Эмили? Если нет, я вас очень
понимаю.
– Не слишком-то много проку от их обсуждения, не так ли?
– Нам остается лишь надеяться, что они найдут настоящего
убийцу, – сказала миссис Гарднер. – Будьте добры, Эмили, позвоните. Я пошлю
сиделке чаю. Не хочу, чтобы она тут болтала. Терпеть не могу больничных
сиделок.
– Она хоть хорошая?
– Наверное. Во всяком случае, Роберт считает, что да. Мне
она совсем не нравится и всегда не нравилась. Но Роберт говорит – гораздо лучше
тех, что были раньше.
– Она и выглядит неплохо, – сказала Эмили.
– Глупости. Это с ее-то лапищами?
Эмили посмотрела, как длинные белые пальцы тети касаются
молочника, щипчиков для сахара.
Вошла Беатрис, взяла чашку чаю, тарелку с печеньем и вышла.
– Роберт очень расстроен всем этим, – сказала миссис
Гарднер. – Он вводит себя в такие странные состояния. Думаю, это все проявление
болезни.
– Он не был близко знаком с капитаном Тревильяном?
Дженнифер Гарднер покачала головой.
– Он не знал его и не испытывал к нему интереса. Честно
говоря, я и сама не могу особенно глубоко скорбеть по поводу его кончины. Он
был жестоким, скупым человеком. Ему было известно, как нам тяжело. Бедность! Он
знал, что, ссуди он нас вовремя деньгами, и Роберту стало бы доступно
специальное лечение, которое могло поправить дело. Ну вот ему и воздалось.
Говорила она глухим, мрачным голосом. «До чего странная
женщина, – подумала Эмили. – Красивая и жуткая, словно из какой-то греческой
трагедии».