Боже мой, какая прелесть! - читать онлайн книгу. Автор: Оксана Обухова cтр.№ 14

Но не сегодня.

Я не могу остаться без машины. Метро до нашего чертова поселка еще не прорыли и вряд ли когда сподобятся. А до автобусной остановки и маршруток полчаса через поле по солнцепеку шлепать… По пыли, без тени, конец июля – жара несусветная.

В гостиной, нарастая, зазвучала музыка – резкий бой электронных тамтамов. Антон бросился к своему рюкзачку, выдрал из бокового кармана сотовый телефон и крикнул:

– Да, тетя Маша! Слушаю! – И замолчал. На долго.

Я сидела в кресле, смотрела на мальчика и покусывала губы. Казалось, что, слушая телефонного собеседника, Антон даже дышать перестал. Его лицо посерело, и стало заметно, что умылся он плохо: от висков на щеки тянулись полоски-подтеки засохшего пота и пыли, шея под ушами пестрела пятнами…

– Да, тетя Маша, – проговорил он наконец. —

Да, у меня все в порядке. Я на сборах. Не волнуйся… До свидания, я позвоню.

Нажав на кнопочку отбоя, Антон машинально и слепо сунул телефон в карман штанов, сел на диван, примяв ремни рюкзака, и даже не заметил этого.

– У тебя что-то случилось, Антон? – тихо спросила я.

Мальчик помотал головой, и я не поняла – отрицательно или утвердительно. Маленький хоккеист сидел на краешке дивана и незряче смотрел в окно, занавешенное прозрачным тюлем.

– Кто-то заболел? – продолжала допытываться я.

Антон снова едва заметно потряс головой. Его загорелые, не слишком чистые пальцы теребили, отщипывали заусенец возле большого пальца, мальчик впал в оцепенение, он напряженно-напряженно о чем-то думал.

– Ладно, Антон, – вздохнула я, показывая, что сдаюсь. – Звони своему лейтенанту, пусть едет.

Похоже, благородство обернется мне боком, но смотреть и дальше на эти мучения сил нет.

Антон никак не отреагировал на предложение. Даже бровью не дернул. И только пальцы продолжали отрывать кусочек кожи у ногтя.

– Эй! – чуть громче позвала я. – Хватит памятник изображать.

Встала, подошла к Антону и села перед ним на корточки:

– Давай говори, что случилось.

Ребенок молчал. Смотрел мимо меня в окно, и этот взгляд – неживой, сугубо внутренний – начинал пугать.

Антона следует растормошить, поняла внезапно. Выбить из этого состояния.

Я встала прямо и, сказав «у меня есть кое-что для тебя», отправилась в гараж. (Может быть, когда я оставлю его одного, он хотя бы расплачется и перестанет смотреть так жутко?!) Достала из тайника-канистры мешок с часами, принесла их в гостиную и, поставив перед гостем на стеклянный столик, произнесла:

– Вот. Это часы с отпечатками пальцев Конова лова. Он оставил их, когда переводил стрелки на двадцать минут назад и обратно. Я это заметила, так что, когда предъявим часики твоему лейтенанту, никаких сомнений уже не окажется. Сцапают мерзавца. Понял? – Я нагнулась и заглянула мальчику в глаза.

Там не было жизни. И даже мысли не проскальзывали.

– Так, ладно. – Я разогнулась. – Не хочешь сам звонить, позвоню я. – И пошла к тумбочке возле входной двери, где лежал клочок бумаги, исписанный капитаном Стрельцовым. – Мне все равно позвонить велели…

– Нет! – крикнул мне в спину Антон. – Нет, не надо, не звони!

Я резко повернулась.

Широко распахнутыми глазами Антон смотрел на меня секунд пять-шесть, потом скривил лицо, зажмурился и из-под крепко стиснутых ресниц внезапно полились слезы. Обильные и крупные. Они стекали по щекам, капали на грудь, но мальчик не пытался ни скрыть их, ни утереть. Сидел стиснув губы и веки и, задерживая дыхание, беззвучно плакал.

Я подскочила к ребенку, потрясла за плечо и, впихнув силком сквозь сжатые пальцы чашку с остывшим чаем, заставила сделать глоток:

– Пей, Антоша, пей. Надо успокоиться и пере стать реветь.

Глоток за глотком, проталкивая воду через сопротивляющееся горло и захлебываясь, мальчик выпил все до дна. Я перехватила чашку, вернула ее на стол и, сев рядом, обняла за плечи маленького гостя.

– Ну, ну, успокойся. Скажи, что случилось?

– Он… они… – всхлипнул мальчик. – Они к мамке приходили…

– Кто – они, Антоша? Кто? – потряхивая парнишку, я не столько утешала, сколько взбадривала.

– Они… они… Я не знаю! Они пришли, сказали: отдай диск с информацией и письмо! Отдай! А мамка ничего не знала! Ей плохо стало! Ее в больницу увезли! – Мальчик почти кричал, и злая растерянность высушивала слезы. – Я убью их! Я их всех, гадов, убью!

Конечно. Что еще может пообещать плачущий ребенок каким-то далеким виртуальным врагам? Только убить их всех.

Я не нашла ничего лучшего, как только вставить:

– А давай убьем их вместе?

Серьезно так сказала, убедительно.

Антон оторопело посмотрел на меня и хлюпнул носом.

Не исключено, что я нашла единственно правильные слова, заставила его задуматься – ты, Саша, смеешься надо мной или бредишь? – и хоть на время вынырнуть из слез и причитаний.

– Ты кока-колу будешь? – спросила так же серьезно.

– Что? – моргнул пацанчик.

– Я говорю: ты кока-колу будешь? У меня пара баночек в холодильнике завалялась…

– Буду, – растерянно кивнул Антон.

– Ну вот и ладушки, – проговорила я, вставая. —

Сейчас холодной водички выпьешь, совсем успокоишься и расскажешь мне все по порядку.

Маленький взрослый мужичок тянул ледяную воду через толстую соломинку, морщился – от холода ломило зубы и скулы – и выглядел на самом деле взрослым и сосредоточенным.

Я в тот момент говорила:

– Давай, Антон, поступим так. Ты мне расскажешь в деталях, кто и почему приходил к твоей маме. Что требовал отдать. Начнем с того – принадлежала ли эта вещь твоей тете Лизе?

– Да, – кивнул мальчик.

– Тетя Лиза взяла то, прости, что ей не принадлежало?

– Нет-нет, – суматошно замотал вихрами Антон. – Тут другое. Лиза чужих вещей никогда не брала!

– Тогда – что? Это как-то связано с ее гибелью?

Я не знала, что может быть известно одиннадцатилетнему ребенку о гибели родственницы, и тянула правду из него клещами. Подстегивала наводящими вопросами, себе казалась золотником, вычерпывающим из ямы дерьмо и совсем не рассчитывающим найти на дне золотую монетку.

Но оказалось, я зря переживала. Рано повзрослевший мальчик был способен удивить не то что ассенизатора, но даже многоопытного милиционера. Слушая Антона, я начинала понимать, почему лейтенант Сережа отправил мальчика добиваться правды. Мышление у хоккеистика было совершенно не детским. А взгляд и слух острыми, все подмечающими.

Поставив опустевшую банку на стол, Антон начал рассказ: