У нее задрожал голос.
– Мужайтесь, мадемуазель.
– Ничего от него не осталось, от моего мужества. Все
выдохлось за эти недели. Надеялась, надеялась, даже в последнее время, вопреки
всему все равно надеялась…
Я ничего не мог понять.
– Пожалейте беднягу Гастингса, – заметил Пуаро. – Он ведь не
знает, о чем мы говорим.
Она взглянула на меня тоскливыми глазами.
– Майкл Сетон, летчик, – сказала она. – Мы были помолвлены…
Глава 11
Мотив
Я был как громом поражен.
– Так вы об этом говорили? – спросил я, повернувшись к
Пуаро.
– Да, мой друг. Я уже знал сегодня утром.
– Откуда? Как вы догадались? За завтраком вы вдруг сказали,
что вас осенило.
– Так оно и было, мой друг. Я посмотрел на первую страницу
газеты, вспомнил вчерашний разговор за обеденным столом и понял все.
Он снова повернулся к Ник.
– Так вы узнали еще вчера?
– Вчера. По радио. Я сказала, что иду звонить. Мне хотелось
выслушать новость одной, когда… если… – Она судорожно глотнула. – И я услышала…
– Я понимаю, понимаю. – Он взял ее за руку.
– Это был какой-то кошмар! А тут еще эти гости… Не знаю, как
я выдержала. Я была как во сне. Делала все, что полагается, а сама словно
видела себя со стороны. Это было такое странное чувство…
– Да, да, я понимаю.
– Ну а потом, когда я пошла за пледом, я вдруг не выдержала
и расплакалась. Я, правда, быстро взяла себя в руки. Тут еще Мегги что-то
кричала мне о своем жакете. Потом она наконец взяла мою шаль и вышла, а я
немного попудрилась и подрумянилась и тоже вышла. И увидела ее мертвую…
– Я понимаю, страшное потрясение.
– Да нет, не в этом дело! Я разозлилась! Мне было жаль, что
это не я! Я хотела умереть – и на тебе, осталась жить, да еще, может быть,
надолго. А Майкл умер – утонул где-то в Тихом океане.
– Бедное дитя.
– Я не хочу, вы слышите, не хочу жить! – крикнула она вне
себя.
– Я знаю… знаю. Для каждого из нас приходит время, когда
смерть кажется заманчивей жизни. Но это проходит – и горе проходит, и грусть. Я
понимаю, что вы сейчас не можете мне поверить. И незачем такому старику, как я,
все это говорить. Пустые разговоры, все, что я говорю сейчас, – для вас пустые
разговоры.
– Вы думаете, я забуду и выйду за кого-нибудь другого?
Никогда!
Она сидела на кровати вся раскрасневшаяся, стиснув руки, и,
право же, была необыкновенно хороша.
– Нет, что вы, – ласково ответил Пуаро. – Я ничего подобного
не думаю. Вам выпало большое счастье, мадемуазель. Вас полюбил отважный
человек, герой. Как вы с ним познакомились?
– В Ле-Туке, в сентябре прошлого года. Почти год тому назад.
– А ваша помолвка произошла…
– Вскоре после Рождества. Но мы должны были ее скрывать.
– Почему же?
– Из-за дяди Майкла, старого сэра Мэтью. Он любил птиц и
ненавидел женщин.
– Но одно другому не мешает!
– Нет, я совсем не то хотела сказать. Просто он был большой
чудак. Считал, что женщины губят мужчин. А Майкл от него во всем зависел. Сэр
Мэтью страшно гордился Майклом, дал ему денег на постройку «Альбатроса» и обещал
покрыть все расходы, связанные с кругосветным перелетом. Этот перелет был их
самой заветной мечтой – его и Майкла. В случае удачи сэр Мэтью обещал выполнить
любое его желание. И даже если бы дядюшка заартачился, это было бы не так уж
страшно. Майкл стал бы… ну, чем-то вроде мировой знаменитости, и рано или
поздно дядюшке пришлось бы с ним помириться.
– Да, да, понятно.
– Но Майкл сказал: если что-то станет известно раньше
времени, все пропало. Нам надо было держать нашу помолвку в строжайшей тайне. И
я молчала. Никому ни слова не сказала, даже Фредди.
Пуаро застонал.
– Ну что вам стоило рассказать мне?
Ник удивленно посмотрела на него:
– А зачем? Какая же здесь связь с этими таинственными
покушениями? Нет, я дала Майклу слово, и я его сдержала. Но что это была за
мука – все время думать, волноваться, сходить с ума! И еще удивлялись, что я
стала нервная! А я ничего не могла объяснить.
– Я понимаю.
– Он ведь уже один раз пропадал. Тогда он летел в Индию над
пустыней. Это было ужасно, но потом все обошлось. Оказывается, у него что-то
случилось с самолетом, но он все уладил и полетел дальше. И я все время
убеждала себя, что и на этот раз все будет так же. Все говорили, что его нет в
живых, а я твердила себе, что с ним ничего не случилось. И вот вчера…
У нее оборвался голос.
– Значит, вы до вчерашнего дня надеялись?..
– Не знаю. Скорее всего, просто отказывалась верить. Самое
ужасное, что ни с кем нельзя было поделиться.
– Воображаю себе. И вы ни разу не проговорились, ну, скажем,
мадам Райс?
– По совести говоря, иногда чуть не срывалось с языка.
– А как по-вашему, она не догадывалась?
– Едва ли. – Ник задумалась. – Она ни разу ничего такого не
сказала. Иногда, правда, намекала. Насчет того, что мы с ним очень подружились,
ну, словом, в этом духе.
– А вам не пришло в голову все рассказать мадам Райс после
смерти дядюшки мсье Сетона? Вы знаете, что он умер на прошлой неделе?
– Знаю. Ему делали операцию или что-то в этом роде. Тогда я,
очевидно, могла бы рассказать кому угодно. Но это было бы довольно некрасиво,
правда? Я хочу сказать, что это могло показаться хвастовством – именно сейчас,
когда газеты только и пишут что о Майкле Сетоне. Слетятся репортеры, начнут
брать интервью. Дешевая шумиха. И Майклу это было бы противно.
– Согласен с вами. Но я имел в виду, что вы могли бы, не
объявив об этом публично, лишь поделиться с кем-нибудь из друзей.
– Одному человеку я намекнула, – сказала Ник. – Мне… я
решила, что так будет честнее. Но я не знаю, насколько он меня понял.
Пуаро кивнул.
– Вы в хороших отношениях с вашим кузеном, мсье Вайзом? –
спросил он, довольно неожиданно меняя тему.