– В какой это было день?
– Когда вернулись во Францию? Это было… да, в
воскресенье перед Рождеством. А Анна, она ушла за два дня до того. Или три?
Точно уже не помню. Но в Хаммерсмите танцевать в конце недели нам пришлось без
нее и, значит, перестраиваться на ходу. Некрасиво с ее стороны, но эти девушки
– когда речь заходит о мужчине, все они одинаковы. Я лишь объявила своим: «Нет
уж, эту я назад не приму!»
– Досадно получилось для вас.
– Ба, я, – меня это не трогает! Не сомневаюсь,
подцепила себе мужчину и захотела провести с ним рождественские каникулы. Это
не мое дело. Я найду себе других девушек – таких, которые обеими руками
ухватятся за шанс попасть в «Марицки-балет» и будут танцевать не хуже Анны,
возможно – лучше.
Мадам Жолье на миг умолкла, после чего с внезапным
проблеском интереса осведомилась:
– Почему вы ее разыскиваете? Ей что, оставили
наследство?
– Наоборот, – вежливо отвечал инспектор
Краддок. – У нас есть причины полагать, что ее, может быть, убили.
К мадам Жолье тотчас вернулось равнодушие.
– Ca se peut! Такое случается. Ну, что ж! Она была
доброй католичкой. Ходила к мессе по воскресеньям и также, без сомнения,
исповедываться.
– Когда-нибудь в разговоре с вами, мадам, она упоминала
о сыне?
– О сыне? То есть, вы хотите сказать, был ли у нее
ребенок? Вот это, думается мне, очень вряд ли. У этих девушек – но
постоянно! – есть нужный адресок на крайний случай. О чем мсье Дессину
известно не хуже меня.
– Ребенок мог родиться до того, как она пошла на
сцену, – сказал Краддок. – Например, во время войны.
– Ah'dans la guerre. Это всегда возможно. Но если и так,
я ничего о нем не знаю.
– А кто из девушек самая близкая ее подруга?
– Могу назвать вам двух-трех, но особенно близко она ни
с кем не сходилась.
Добиться еще чего-либо полезного от мадам Жолье им не
удалось.
Увидев пудреницу, она сказала, что у Анны была такая, но и у
многих других девушек тоже. Возможно, Анна и покупала себе в Лондоне меховое
пальто, но у нее об этом нет сведений.
– Я занята – репетиции, осветители, в моем бизнесе
трудности на каждом шагу. Мне некогда обращать внимание на то, в чем ходят мои
артисты.
После мадам Жолье они беседовали с девушками, которых она им
назвала. Две знали Анну довольно хорошо, но сообщить могли немногое – Анна была
не из тех, кто любит о себе рассказывать, а если что и рассказывала, то, по
словам одной из девиц, в основном неправду.
– Она любила сочинять басни – то, как была возлюбленной
великого князя или крупного английского финансиста, то, как во время войны
участвовала в Сопротивлении, а один раз даже, что якобы была кинозвездой в
Голливуде.
Вторая добавила:
– На самом деле она, по-моему, вела очень серое
существование, типичное для буржуазной среды. И пошла в балет, вообразив, что
это романтическое занятие, но хорошей танцовщицей не стала. Понимаете, когда
говоришь: «Мой папа торговал в Амьене тканями», это звучит не слишком
романтично! Вот она и придумывала сказки.
– И даже в Лондоне, – подхватила первая, –
намекала, что будто бы ее берет с собой в кругосветное плаванье один богач,
которому она напоминает дочку, погибшую в автомобильной катастрофе. Quelle blague!
[9]
– А мне говорила, – сказала вторая девушка, –
что едет к какому-то лорду в Шотландию. Будет охотиться вместе с ним на
красного зверя.
Ценного из всего этого можно было извлечь немного. Из
сказанного явствовало одно: Анна Стравинская была горазда на выдумки. Ни на
какого зверя она ни с каким шотландским лордом, конечно, не охотилась, как и
едва ли загорала сейчас на палубе корабля, совершающего кругосветное плаванье.
Но разве менее неправдоподобно звучало то, что ее тело обнаружили в саркофаге в
поместье Резерфорд-Холл? На вопрос, не она ли на фотографии, как девушки, так и
мадам Жолье отвечали неуверенно и неохотно. Да, что-то общее с Анной есть, на
этом они сходились единодушно. Но право же! Такое распухшее, оплывшее лицо –
это может быть кто угодно!
Единственный факт был установлен твердо: девятнадцатого
декабря Анна Стравинская решила, что не вернется во Францию, а двадцатого
женщина, похожая на нее, ехала в Бракемптон и в поезде ее задушили.
Если женщина в саркофаге – не Анна Стравинская, то где
находится Анна?
На что у мадам Жолье готов был ясный и предсказуемый ответ:
– С мужчиной!
Ответ, который, как удрученно отметил про себя Краддок,
вполне мог оказаться правильным.
Иной вариант, подлежащий рассмотрению, основывался на том,
что Анна вскользь обмолвилась, будто ее муж – англичанин.
Был ли этим мужем Эдмунд Кракенторп?
Сомнительно, если учесть, каков словесный портрет Анны,
полученный от тех, кто ее знал. Гораздо более вероятным представлялось, что
Анна была какое-то время достаточно близко знакома с Мартиной и располагала
необходимыми подробностями ее истории. Возможно, это Анна и написала письмо
Эмме Кракенторп, и в таком случае малейшая угроза, что о ней начнут наводить
справки, вполне могла нагнать на нее страху. Настолько, что она сочла даже
разумным порвать свои отношения с «Марицки-балетом». Тогда опять-таки вставал
вопрос – где же она?
И опять-таки наиболее правильным казался ответ мадам Жолье.
С мужчиной.
2
До того как покинуть Париж, Краддок обсудил вопрос,
касающийся женщины по имени Мартина, с Дессином. Дессин склонен был согласиться
с английским коллегой, что вопрос этот скорее всего никак не связан с делом
убитой, найденной в саркофаге. Тем не менее он тоже считал, что его следует
изучить поглубже.
Он заверил Краддока, что Su#ret непременно выяснит,
сохранились ли документальные свидетельства о браке между лейтенантом 4-го
Саутширского полка Эдмундом Кракенторпом и француженкой, о которой известно,
что ее звали Мартина. Время – как раз перед падением Дюнкерка.
Вместе с тем он предупредил, что надежды получить точный
ответ немного. Во-первых, район, о котором идет речь, почти сразу же захватили
немцы, а во-вторых, впоследствии, за время оккупации, эта часть Франции жестоко
пострадала от военных действий. Многие здания, а с ними и документы были
уничтожены.
– Но можете быть уверены, дорогой коллега, – мы
сделаем все, что в наших силах.
На том они с Краддоком и расстались.
3
По возвращении Краддока ждал с отчетом сержант Уэзеролл.