— Никакой, если окажется на том
свете. — Говорила она серьезно, жестко, и я не решилась возразить, только
подумала: о чем Анна так и не удосужилась рассказать мне? С чем связана ее
скрытность? Может, она просто щадит меня, не рассказывая всего, что успела
пережить сама?
Анна вышла из машины первой и позвонила. Очень
долго никто не отвечал. Наконец мы услышали голос Николая Ивановича:
— Кто там?
— Николай Иванович, это Ульяна и Аня.
Можно с вами поговорить?
Почему-то я была уверена, что он сошлется на
нездоровье или придумает еще какой-то повод, чтобы отказать нам, но тут
раздался щелчок, и калитка открылась, мы быстро прошли к крыльцу.
— Взгляни, — шепнула Анна, я
бестолково вертела головой, а она добавила:
— Возле дома напротив. — Там, точно
тень, мелькнул силуэт мужчины в черной куртке.
— Они? — охнула я. — Неужели
они?
Мы уже довольно долго стояли у двери. Я
вглядывалась в соседние дома, участок улицы, видневшийся отсюда, но никого
больше не заметила. Улица была пуста.
Из-за двери донесся скрип, затем чей-то
кашель, и дверь наконец открылась. В темном холле в кресле сидел Платонов.
— Входите быстрей, — резко сказал он
и, как только мы вошли, захлопнул дверь, ловко развернулся и поехал в кабинет,
а мы последовали за ним.
Шторы на окнах были задернуты, горела
настольная лампа, я вспомнила, что хозяин жаловался на болезнь глаз, и не
спешила удивляться этим чудачествам.
— Вам ничего не показалось
подозрительным? — разворачиваясь к нам, спросил Николай Иванович.
— А в чем, собственно… — начала я, он
махнул рукой и покачал головой, то ли извиняясь за свою несдержанность, то ли
предлагая не обращать на его слова внимания.
— Итак, о чем вы хотели поговорить?
Платонов был одет точно так же, как и в
прошлую нашу встречу: неизменная шляпа, неряшливый пиджак, плед на больных
ногах, но выражение лица было совсем другим, ни намека на добродушие и ласковое
любопытство. С первого взгляда становилось ясно: он чем-то взволнован, скорее
даже испуган. Взгляд его метался по комнате, избегая наших глаз, он нервно
стискивал старческие пальцы в нелепых перчатках. За несколько минут до этого я
собиралась говорить с ним требовательно и даже грубо, а сейчас испытывала
что-то вроде сочувствия.
— Извините, у меня не так много
времени, — нахмурился он и даже повысил голос, но эффект получился скорее
комический, голос неожиданно сорвался. Он сложил руки на груди и сердито
взглянул на нас.
— После нашего разговора мы отправились в
Шахово, — начала Анна, устраиваясь на диване. Платонов перебил ее:
— Вот как? А зачем, позвольте спросить?
Мы переглянулись.
— Вы смогли возбудить наше
любопытство, — улыбнулась Анна. Как я уже говорила, улыбка у нее чудесная,
вряд ли кто способен устоять перед ее обаянием. Николай Иванович вздохнул и
горестно покачал головой, но заговорил спокойно, теперь в его голосе не было и
намека на враждебность.
— Как это глупо, — поморщился
он. — Я должен был предвидеть…
— Что предвидеть? — тут же спросила
я.
— То, что вы решите взглянуть на барский
дом, хотя смотреть там совершенно не на что. Насколько мне известно, там
развалины. Я видел фотографии.
— Фотографии?
Он вздохнул:
— Да. Виталий сделал фотографии по моей
просьбе. В прошлом году. Вряд ли с тех пор там что-либо изменилось, по крайней
мере в лучшую сторону.
— Вы правы, — подтвердила я. —
Мы имели неосторожность спуститься в подвал, и кто-то нас там запер.
— Вы видели их? — спросил старик с
беспокойством.
— Кого? — насторожилась я.
— Ну… тех, кто вас запер?
— Николай Иванович, вам не кажется, что вы
должны нам кое-что объяснить? — вкрадчиво спросила я. Он отчаянно замотал
головой.
— Ничего подобного. С какой стати? И что
вообще, по-вашему, я должен объяснять?
— Некоторые странности. Мы поехали в
Шахово и оказались в неприятной ситуации.
— Я-то здесь при чем? — возмутился
Платонов. — Откуда мне было знать, что вы туда поедете?
— Предположить такое не трудно.
— Это все моя болтливость, проклятая
старческая болтливость, — сказал он в досаде и стукнул кулаком по
подлокотнику кресла. — И ваше любопытство. В результате…
— А что скажете на это? — спросила
я, достав из кармана записку и протягивая ее Платонову.
Он схватил записку, глаза его стали огромными
за стеклами очков, руки дрожали так, что записку он выронил, и она упала ему на
колени.
— Я так и думал, я догадывался…
— О чем вы догадывались? — не
отставала я.
— Он не случайно здесь появился.
— Кто?
— Виталий. Я… у меня были подозрения, он
совсем не похож на бомжа, к тому же… ах, что говорить…
— Так эту записку написал Виталий?
— Вне всякого сомнения. — Платонов
подкатил кресло к шкафу и достал тетрадь. Обычная ученическая тетрадь в
двадцать четыре листа. Открыл ее и протянул мне.
«Что купить?» — прочитала я. Далее другим
почерком перечень продуктов. Ниже опять той же рукой: «Починил кран». Конечно,
я не графолог, но почерк очень похож на тот, которым написана записка. Платонов
взял авторучку и написал на чистой странице: «Это Виталий». Почерк у него был
своеобразный, красивый, со множеством завитушек, он разительно отличался от того,
каким была написана записка.
— Убедились? — вздохнул старик,
отбрасывая тетрадь.
— Допустим, это Виталий, — кивнула
я. — С ним можно поговорить? Я хотела сказать, задать пару вопросов.
— Его нет, — покачал головой
Платонов и как-то странно передернул плечами. — Он исчез. Ушел вчера
вечером и больше не появился.
— Такое раньше бывало? — вздохнула
Анна.