Витторио-вампир - читать онлайн книгу. Автор: Энн Райс cтр.№ 68

– Так вот как было дело: он попросил прекраснейшую из монахинь позировать ему для запрестольного образа, который он писал в то время, для образа Девы Марии, – вот что он натворил, – сказал первый студент, черноволосый, с глубоко посаженными глазами, взглянув на меня с лукавой усмешкой. – Он уговаривал ее стать моделью, просил, чтобы монастырь выбрал ее для этой цели, так чтобы Дева, которую он напишет для запрестольного образа, была самой совершенной, и затем…

Второй студент подхватил его слова.

– …Он пустился с ней в бега! Выкрал монахиню прямо из монастыря, сбежал с ней и с ее сестрой – только представьте себе такое! – с ее единокровной сестрой, и они устроили себе жилье прямо над мастерской: он, эта монахиня и ее сестра – все трое, монах и две монашки… и жил в грехе с нею, с Лукрецией Бути, и написал с нее Деву на запрестольном образе, и плевал на то, что о нем думают.

В толпе началась толкотня, едва ли не давка. Мужчины просили всех успокоиться. Студенты только что не задыхались от смеха.

– Если бы Козимо не был его покровителем, – проговорил первый студент, понизив голос до смиренного, но все же проказливого шепотка, – они бы его вздернули – я подразумеваю, по крайней мере, ее семейство, этих Бути, если не всех священников ордена кармелитов, если не весь этот проклятый город.

Второй студент тряс головой и прикрывал рот ладонью, чтобы не смеяться слишком громко.

Лектор, оказавшийся далеко впереди нас, советовал всем сохранять спокойствие и разрешить соответствующим властям покончить с этим скандалом и взрывом озлобления, ибо всем известно, что во всей Флоренции не нашлось бы художника более значительного, чем Фра Филиппо, и что Козимо в конце концов наведет порядок.

– Ему вечно досаждают, – сказал студент, стоявший рядом со мной.

– Досаждают, – шептал я. – Досаждают. – Предо мной снова предстало его лицо, – монах, промелькнувший перед глазами много лет тому назад в доме Козимо на виа Ларга; мужчина, неистово отстаивавший свою свободу лишь для того, чтобы немного побыть с женщиной. Я чувствовал, как во мне назревает совершенно незнакомое ощущение, приступ смутного страха. – Ох, не следовало бы им снова причинять ему зло.

– Достойно удивления, – произнес спокойный голос мне на ухо. Я обернулся, но не увидел никого, кто мог бы разговаривать со мной.

Урсула оглянулась.

– Что случилось, Витторио?

Но я узнал этот шепот, и он повторился, бестелесный и доверительный:

– Достойно удивления, где были его ангелы-хранители в тот день, когда Фра Филиппо совершил столь безрассудный поступок?

Я обернулся в поисках источника этого голоса. Люди поворачивались ко мне спиной и жестами выражали раздражение по поводу моего странного поведения. Я схватил Урсулу за руку и направился к выходу.

Лишь когда мы оказались снаружи, на площади, сердце мое перестало биться учащенно. Я даже не представлял себе, что, обогащенный этой новой кровью, смогу ощущать такое беспокойство, страдание и страх.

– Ох, он сбежал с монахиней, чтобы изобразить Деву! – горестно всхлипнул я.

– Не плачь, Витторио.

– Не смей разговаривать со мной таким тоном, как со своим младшим братишкой! – вспылил я и тут же устыдился. Она была потрясена этими словами, будто я ударил ее по лицу. Я приложил к губам ее пальцы и поцеловал их. – Прости меня, Урсула, прости меня.

Я молча тащил ее все дальше от собора.

– Но куда мы идем?

– К дому Фра Филиппо, в его мастерскую. Не расспрашивай меня по пути.

Справившись о дороге и пройдя по узкой улочке, всего через пару минут мы оказались перед заколоченными дверями, и я не увидел в доме света, за исключением окон на третьем этаже, словно ему с невестой пришлось спасаться бегством на такую высоту.

Никаких признаков столпотворения перед домом не было.

Но внезапно из кромешной тьмы в запертые двери полетел ком грязи, потом еще, и еще, и еще… а затем последовал град камней. Я отпрыгнул в сторону, заслоняя Урсулу, и увидел какого-то прохожего, который после очередной атаки камнями ринулся вперед и разразился градом ругательств прямо перед входом в мастерскую.

Наконец, прислонившись к противоположной стене, я тупо уставился в темноту и услышал звучные удары церковного колокола, пробившего одиннадцать часов. Это означало, что все горожане должны покинуть улицы. Урсула подчинялась мне молча и ничего не говорила, но тоже заметила, как и я, взглянув вверх, что последний свет погас в комнатах Фра Филиппо.

– Это моя вина, – проговорил я. – Я отобрал у него ангелов, потому он и попал в эту безрассудную переделку. Подумать только! Ведь я поступил так лишь ради того, чтобы наверняка обладать тобой, так же как он завладел своей монашкой!

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, Витторио, – сказала она. – Какое отношение ко мне имеют все эти священники и монахини? Я не сказала ни единого слова, чтобы оскорбить тебя, никогда не делала ничего подобного, но сейчас не стану молчать. Нечего стоять и проливать слезы над этими смертными, которых ты любил когда-то. Теперь мы вступили в брак, и никакой монашеский обет, никакое богослужение не сможет нас разлучить. Уйдем отсюда, а если ты захочешь показать мне при свете фонарей чудеса этого художника, приведи меня туда, приведи меня посмотреть на ангелов, о которых ты говоришь, – на тех, что нарисованы красками и маслом.

Меня отрезвила и поразила ее решительность. Я снова поцеловал ей руку, признав, что провинился перед ней. Потом прижал ее к сердцу.

Не представляю, как долго мы там простояли. Прошли мгновения. Я слышал звуки текущей воды и отдаленных шагов, но больше ничего существенного не происходило, ничего значительного в густой тьме переполненной горожанами Флоренции, с ее четырех – и пятиэтажными дворцами, с ее полуразрушенными башнями, с ее храмами и с тысячами тысяч спящих душ.

Меня ослепил какой-то свет. Он падал на меня яркими желтыми бороздами. Я увидел первую тонкую сверкающую нить. Светлая полоса прорезала фигуру Урсулы, и затем появилась другая, осветившая узкую улочку, скорее переулок, за нами, и я осознал, что фонари зажглись в мастерской Фра Филиппо.

Я обернулся именно в тот момент, когда с низким неприятным звуком изнутри отодвинули засовы. Шумное эхо отразилось от темных стен. Зарешеченные окна наверху оставались темными.