Но Мона обладала трезвым умом. В прошлом году, позвонив
Гиффорд, чтобы объявить ей, что уже утратила девственность, Мона сообщила, что
факт дефлорации для нее не имел никакого значения и что самым важным для себя
аспектом этого действа она считала изменение собственных взглядов на мир. А
потом как бы невзначай добавила:
– Я принимаю противозачаточные таблетки, тетя Гиффорд,
и слежу за циклом. Мне пора начинать открывать для себя мир, набираться опыта и
все такое прочее. Или, как говорит бабушка Эвелин, «испить свою чашу». Но мне
совсем не безразлично собственное здоровье.
– Ты можешь отличить правду от лжи, Мона? –
спросила у нее Гиффорд. В глубине души она немного завидовала племяннице, и от
избытка чувств у нее на глазах выступили слезы.
– Да, могу, тетя Гиффорд. Ты же знаешь, что могу. К
тому же сегодня я еще провела генеральную уборку во всем доме. Вылизала его
так, что все блестит. Кроме того, уговорила маму и папу пообедать, пока они не
начали очередную ночную попойку. Словом, у нас все тихо и спокойно. Бабушка
Эвелин сегодня разговаривала Сказала, что хочет сидеть на террасе и смотреть на
проезжающие машины. Так что за меня не волнуйся. У меня все схвачено.
Все схвачено! Вскоре после этого разговора Мона сделала
странное признание Пирсу, которое наверняка было заранее выдуманной ложью:
– Знаешь, а мне даже нравится то, что они не просыхают
от пьянства Нет, я не хочу, чтобы с ними что-то случилось, чтобы они на моих
глазах упились до смерти или что-нибудь в этом роде. Пусть себе живут. Зато
когда они пьяны, я свободна как птица. Терпеть не могу, когда приходит
какой-нибудь сердобольный родственник и начинает меня расспрашивать, когда я
ложусь спать и приготовила ли я уроки… А я могу гулять хоть по всему городу. И
никому нет до меня никакого дела
Ее откровение слегка позабавило Пирса. Как ни странно, Мону
он обожал, хотя в его вкусе были создания, скажем так, более невинные и
жизнерадостные – такие как его невеста и одновременно двоюродная сестра Клэнси
Мэйфейр.
Даже если не принимать во внимание буквальное значение
слова, Мона отнюдь не невинное существо. Все дело в том, что у нее имелась своя
философия: никогда не считать себя плохой и не делать ничего дурного. В
остальном – полная свобода. Можно сказать, Мона всегда была своего рода
язычницей.
А свободой она и в самом деле пользовалась. И распоряжалась
ею в соответствии со своими языческими представлениями. Она даже заранее
просчитала, когда ей следует перейти к активной сексуальной деятельности.
Вскоре после того, как она начала воплощать свое намерение в жизнь, тетушке
Гиффорд постоянно сообщали о ее многочисленных связях.
– А ты знаешь, что ребенок обожает заниматься этим
делом на кладбище?! – кричала в трубку Сесилия.
Но что Гиффорд могла сделать? Она и так пропадала в доме
Моны почти постоянно, так что Алисию от одного ее появления уже начинало
тошнить. Мать Моны рада была не пускать Гиффорд на порог, но не тут-то было.
Что же касается бабушки Эвелин, то она не имела обыкновения делиться с кем бы
то ни было тем, что видела или не видела.
– Я рассказала тебе все о моих парнях, – однажды
заверила ее Мона– Поэтому можешь на этот счет больше не волноваться!
По крайней мере, бабушка Эвелин перестала потчевать их
целыми сутками историями о том, как они с Джулиеном танцевали под виктролу. И
возможно, из-за ее молчания Моне ни разу не довелось слышать о связи ее
прабабушки со Стеллой. И неудивительно. Об этом не пронюхал даже хитроумный
Лайтнер! В его документах ни словом не упоминалось о том, что Стелла состояла в
сексуальных отношениях с женщинами!
– Это были лучшие годы моей жизни, – с упоением
рассказывала бабушка Эвелин своим дочерям. – Это случилось с нами в
Европе, а точнее, в Риме. Даже не помню, где находились в это время Лайонел и
эта противная нянька. Наверное, она вышла погулять с Антой. Ничего подобного у
меня больше никогда и ни с кем не было. Иное дело – Стелла В первую же нашу
ночь она рассказала мне о своих связях с женщинами. Сколько их было всего,
сосчитать невозможно. Она говорила, что любовь с женщиной подобна верхушкам
сливок. И я с ней вполне согласна Попадись мне на моем веку еще такая женщина,
как Стелла, я вновь отдала бы ей свое сердце. Помнится, после возвращения из
Европы мы вместе поселились во Французском квартале. Стелла снимала там
небольшую квартиру. Мы лежали с ней на огромной кровати, ели устрицы с
креветками и пили вино. О, до чего быстро пролетели эти недели в Риме!..
Потом у них зашел разговор о виктроле, которую Джулиен
подарил юной Эвелин. Стелла все поняла и никогда не просила ее вернуть. Не то
что Мэри-Бет. Та как-то раз пришла на Амелия-стрит и заявила
– Отдай мне виктролу Джулиена
Джулиен умер всего шесть месяцев назад, а Мэри-Бет уже, как
ураган, начала рыскать по его комнатам.
– Я, конечно же, не отдала ей виктролу, – сказала
бабушка Эвелин.
Потом она привела Гиффорд и Алисию в свою комнату и завела
виктролу. Они слушали старые песни, а также арии из «Травиаты».
– Эту оперу мы со Стеллой слушали в Нью-Йорке. Как я
любила Стеллу!
– Дорогие мои, – обратилась она однажды к Алисии,
Гиффорд и Моне, которые были тогда, по-видимому, слишком молоды, чтобы суметь
ее понять, – рано или поздно вы должны познать нежную и драгоценную любовь
другой женщины. Не будьте глупыми. В этом нет ничего неестественного. Такая
любовь подобна кусочку сахара в вашей чашке с кофе. Она все равно что
клубничное мороженое. Или чистейший шоколад.
Не удивительно, что после таких рассказов Алисия
превратилась в настоящую потаскуху. Она не отдавала себе отчета в том, что
делала В ее постели перебывали почти все моряки, сходившие на берег в
увольнение, и целая армия солдат. Она спала со всеми подряд, пока Патрик не
взялся за ее перевоспитание.
Их первая ночь превратилась в сплошную попойку, а на
рассвете Патрик объявил, что берет Алисию на поруки. Он обещал позаботиться о
маленьком несчастном создании, заблудшей овце. Вскоре она забеременела от него
Моной. Это были веселые годы, наполненные шампанским и смехом. Теперь же от
былой романтики не осталось и следа: они оба превратились в обыкновенных
пьяниц. Не осталось ничего хорошего, кроме Моны.
Гиффорд взглянула на часы, золотые наручные часики, которые
ей подарила Старуха Эвелин. Осталось меньше часа до конца Марди-Гра Ровно в
полночь наступит среда Великого поста, и тогда ей можно будет вернуться домой,
в Новый Орлеан.