Никто не ответил. Пирс бесшумно отпил пару глотков кофе.
– Но мы всего лишь говорим о том, что даже малой толики
дохода от реинвестирования части дохода от реинвестирования… ну и так
далее… – Голос Райена звучал ровно. – Вы понимаете, что я имею в
виду? То, что при этом ни в коей мере не затрагивается основной капитал. Так
вот, даже этого достаточно, чтобы жить в поистине королевской роскоши…
– Повторяю, я не могу оставаться в бездействии и не
желаю пребывать в неведении. Это не в моем характере.
– Что конкретно вы хотите знать? – после
непродолжительного молчания примирительным тоном спросил Райен.
– Все, до мельчайших деталей. Иными словами, внутреннее
строение системы. Я хочу разложить ее перед собой на анатомическом столе и
тщательно исследовать весь организм в целом.
Райен и Рэндалл обменялись быстрыми взглядами.
– Вполне резонное желание, – опять заговорил
Райен. – Однако боюсь, что это не так просто, как вам, возможно,
представляется…
– И тем не менее все имеет свое начало, и где-то в
перспективе у всего есть точка завершения…
– Да, несомненно… И все же… Мне кажется, что вы, если
позволите так выразиться, не совсем правильно оцениваете…
– Один конкретный вопрос, – перебила его
Роуан. – Сколько вы тратите на медицину? Какие медицинские учреждения
входят в сферу ваших интересов?
Все потрясенно молчали. Это было уже открытым объявлением
войны. Во всяком случае, во взгляде Энн-Мэри, который она обратила сначала на
Лорен, а затем на Рэндалла, явственно читалась такая мысль. Впервые с момента
своего приезда в Новый Орлеан Роуан пришлось столкнуться с неприкрытой
враждебностью по отношению к себе. Лорен медленно повернулась к Райену,
которому пришлось вновь взять на себя роль миротворца.
– Наши благотворительные проекты до сих пор не
затрагивали сферу медицинских услуг как таковых, – начал он. –
Существует так называемый Фонд Мэйфейров, который в основном поддерживает
людей, работающих в области искусства и образования, в частности создателей телевизионных
образовательных программ. Кроме того, мы учредили специальные фонды для
финансирования научных разработок в нескольких университетах, и, конечно же,
значительные суммы тратятся на разного рода благотворительные мероприятия. Они,
как правило, выделяются из других источников, не входящих в основной фонд,
однако за всеми расходами осуществляется строгий контроль, хотя…
– Я знаю, как работают такие фонды. – Роуан
говорила негромко, но жестко. – Но речь идет о миллиардах и о крупных
клиниках, лабораториях и других учреждениях, способных приносить прибыль. Меня
интересует не благотворительность, а сфера вложения капитала, которая может
приносить пользу огромному числу людей.
Внутреннее возбуждение нарастало, и Роуан вдруг
почувствовала себя примерно также, как в тот день, когда впервые вошла в
операционную и взяла в руки хирургические инструменты.
– У нас никогда не было намерения внедряться в область
медицины, – сказал Райен таким тоном, словно намеревался поставить
итоговую точку в их разговоре. – Этот вопрос потребует очень серьезной и
тщательной проработки, а главное – полной реструктуризации… И в конце концов,
Роуан, вы же отлично понимаете, что наша, если позволите, сеть инвестиций
создавалась в течение более чем столетия. Состояние, подобное нашему, не пострадает,
даже если рухнет мировой рынок серебра или Саудовская Аравия вдруг зальет весь
мир бесплатной нефтью. И мы с вами обсуждаем сейчас совершенно уникальное
финансовое образование, доказавшее свою абсолютную жизнеспособность и
прибыльность в ходе двух мировых войн и неисчислимого множества локальных
катастроф и конфликтов…
– Все это я прекрасно сознаю, – ответила
Роуан. – Но мне нужна полная информация. Мы можем начать с чего вам будет
угодно. Возможно, мне придется многому учиться, но это меня совершенно не
пугает. Кроме того, мне необходимы статистические данные, поскольку именно они
лучше всего отражают реальное положение дел…
И вновь ответом ей была тишина.
– Хотите совет? – прервал затянувшееся молчание
Рэндалл. – Ведь именно за это вы нам и платите.
– С удовольствием его выслушаю, – откликнулась
Роуан, широко разводя руками.
– Возвращайтесь к своей нейрохирургии. Используйте
прибыль от капитала на все, на что сочтете нужным, и в таком объеме, в каком
сочтете нужным. Но только не пытайтесь понять, откуда и каким образом приходят
эти деньги. В противном случае вы перестанете быть врачом и превратитесь в
такую же, как и мы, канцелярскую крысу. Вся ваша жизнь будет проходить в офисах
и на биржах, вам придется встречаться и вести бесконечные разговоры с
консультантами по инвестициям, биржевыми брокерами, финансистами, бухгалтерами,
юристами, и прочими, и прочими, и прочими… Но ведь это наша работа. Мы за нее
получаем деньги, так доверьте ее нам и в будущем.
Роуан пристально смотрела на него изучающим взглядом. Нет,
этот человек не лжет. Он не вызывал у нее ничего, кроме симпатии. Впрочем,
никто из них не был лжецом, а уж тем более вором. Их знания и опыт, умение
вести дела позволяли получать такие доходы, какие не снились ни одному из тех,
кто нечист на руку и тем зарабатывает себе на жизнь.
Однако все они юристы, а у юристов собственное представление
о том, что есть правда, а что ложь, и эти понятия у них весьма растяжимы.
У них есть этика, но этика особая. Они консерваторы до мозга
костей, а человек консервативно настроенный никогда не станет хорошим хирургом.
Они просто не способны мыслить с точки зрения вселенского
добра, не способны подумать о спасении тысяч и тысяч человеческих жизней. Им
даже не представить, что было бы, имей они возможность вернуть эти деньги, это
баснословное состояние, повивальной бабке из шотландской деревни или
голландскому доктору.
Роуан отвернулась к окну, ожидая, когда немного спадет ее
внутреннее напряжение и краска возбуждения сойдет с разгоряченного лица.
Спасение души… Вот о чем она думала в эти минуты. И не важно, что они не
понимают, в чем состоит ее цель. Важно, что это понимает она. А еще важнее,
чтобы эти люди согласились на ее условия и, после того как управление наследием
перейдет под ее контроль, не чувствовали себя обиженными или униженными. Они
тоже нуждаются в спасении.
– Каковы размеры наследия в целом? – спросила она,
по-прежнему глядя на реку.
– Боюсь, у вас неверное представление о том, что оно
собой представляет. Оно рассредоточено…
– Да, понимаю. Тем не менее я хочу знать, – и вы
едва ли вправе винить меня за это, – сколько я стою на самом деле.
Ответа не последовало.