– Вы изгнали меня из родного города, – сказал
Лестат. – Вы опрашиваете моих соседей. Вы до последней буковки изучаете
все документы, подтверждающие мои права собственности. А теперь еще и
вторгаетесь на мою территорию. И при всем при этом заявляете, что не верите в
мое существование? Это лишь предлог, а не причина.
– Причина такова, что я хотел увидеть вас, –
сказал Стирлинг, совсем осмелев. – Я хотел испытать то, чем гордились
другие члены ордена: встретиться с вами, увидеть вас собственными глазами.
– И теперь, достигнув цели, что именно вы намерены
сделать?
Лестат бросил взгляд на меня, но и блеск в глазах, и улыбка
потухли, едва он снова обратился к человеку, сидевшему в кресле.
– То, что мы делаем всегда, – ответил
Стирлинг. – Все подробно записать, составить отчет для старшин, подшить
копию в досье вампира Лестата... Если, конечно, вы позволите мне уйти, если
таково будет ваше решение.
– По-моему, я до сих пор не причинил зла никому из
ваших – разве не так? – спросил Лестат. – Вспомните. Разве я напал
хоть на одного активно действующего агента Таламаски? Не обвиняйте меня в том,
что совершили другие. С тех пор как вы объявили войну и попытались изгнать меня
из собственного дома, я проявлял удивительную сдержанность.
– Отнюдь... – тихо заметил Стирлинг.
Я был потрясен.
– Что, черт возьми, вы хотите этим сказать? –
возмутился Лестат. – Мне кажется, я вел себя как джентльмен.
Тут он впервые улыбнулся своему собеседнику.
– Да, вы были джентльменом, – ответил
Стирлинг. – Но о сдержанности вряд ли может идти речь.
– Вы хотя бы понимаете, что для меня означает быть
изгнанным из Нового Орлеана? – не повышая голоса, спросил Лестат. –
Способны ли вы постичь, каково это для меня – сознавать, что я не могу
прогуляться по Французскому кварталу из-за ваших шпионов, торчащих в Кафе дю Монд,
не могу слиться вечером с людской толпой, снующей по магазинам на Рю-Рояль,
потому что где-то рядом за мной по пятам следует один из ваших славных
приятелей? В силах ли вы осознать, как больно ранит меня необходимость покинуть
единственный город на свете, который я по-настоящему люблю?
При этих словах Стирлинг поднялся со стула.
– Но разве вы не хитрили с нами? – поинтересовался
он.
– Было и такое, – ответил Лестат, пожав плечами.
– А кроме того, – продолжал Стирлинг, – никто
вас из города не выдворял. Вы и не думали покидать его. Наши агенты видели, как
вы без зазрения совести восседали в Кафе дю Монд за чашкой бесполезного для вас
горячего кофе с молоком.
Столь смелые речи потрясли меня до глубины души.
– Стирлинг! Ради всего святого, не вздумайте спорить, –
в отчаянии прошептал я.
Лестат в очередной раз скользнул по мне взглядом, в котором,
впрочем, не было гнева, и повернулся к Стирлингу. А тот и не думал замолкать.
– Вы все еще насыщаетесь, охотясь на чернь, –
решительно продолжал он. – Властям наплевать, но мы-то сразу узнаем ваш
почерк. И знаем, что это вы.
Я пришел в ужас. И как только у Стирлинга язык повернулся
ляпнуть такое?
Лестат зашелся безудержным смехом.
– И при всем при том вы пришли ночью? – спросил
он. – Посмели явиться, понимая, что я могу вас здесь обнаружить?
– Наверное... – Стирлинг замялся, но потом
договорил: – Наверное, мне хотелось бросить вам вызов. Наверное, я совершил
грех: поддался гордыне.
"Хвала Всевышнему за это признание, – подумал
я. – "Совершил грех..." Отлично сказано!"
Я дрожал, глядя на этих двоих. Меня приводил в ужас
бесстрашный тон Стирлинга.
– Мы уважаем вас больше, чем вы того
заслуживаете, – заявил Стирлинг.
Я тихо охнул.
– Извольте объясниться! – с улыбкой произнес
Лестат. – В чем именно проявляется это уважение, хотелось бы мне знать.
Если я действительно у вас в долгу, следует, видимо, выразить благодарность.
– Сиротский дом Святой Елизаветы... – окрепшим
голосом произнес Стирлинг. – Часовня, где вы, объятый сном, пролежали на
полу много лет. Мы ни разу не попытались войти внутрь или узнать, что там
происходит. А вы сами только что утверждали, что мы давно научились подкупать
охрану. Благодаря Вампирским хроникам ваш долгий сон перестал быть тайной. И мы
знали, что могли бы проникнуть в здание и при свете дня взглянуть на вас,
незащищенного, лежащего на мраморном полу. Сами посудите, какой соблазн: спящий
вампир, который больше не утруждает себя укладыванием в гроб. Извращенный
аналог спящего короля Артура, погрузившегося в сон в ожидании, когда он вновь
понадобится Англии. Но мы ни разу не пробрались в ваши просторные апартаменты.
Как я уже сказал, наверное, мы проявили к вам больше уважения, чем следовало
бы.
Я на секунду прикрыл веки, уверенный, что сейчас неминуемо
случится беда.
Но Лестат лишь снова весело расхохотался:
– Какая чушь! Вы и ваши агенты просто испугались. Вы ни
разу даже близко не подошли к сиротскому дому Святой Елизаветы, будь то днем
или ночью, ибо просто-напросто боялись старейших представителей нашего племени,
которые могли лишить вас жизни с такой же легкостью, с какой вы задуваете
спичку. А еще вы опасались тех вампиров, которые не подчиняются общим правилам
и не уважают Таламаску – во всяком случае, не настолько, чтобы обойти вас стороной.
Кто-то из них мог случайно там оказаться. Что касается дневного времени, то вы
сами не знали, на что там наткнетесь – вдруг каким-нибудь головорезам
хорошенько заплатили, чтобы они разделались с вами и похоронили под каменными
плитами пола? Так что это был только вопрос безопасности.
Стирлинг прищурился.
– Да, нам действительно приходилось соблюдать
осторожность, – снизошел он. – Тем не менее, были времена...
– Глупости, – перебил Лестат. – Если
придерживаться одних фактов, мой печально известный сон завершился до того, как
вы объявили нам войну. Ну и что с того, если я действительно "без зазрения
совести" восседал в Кафе дю Монд! Как смеете вы говорить об отсутствии
совести? Вы действительно считаете, что у меня нет на то права?
– Вы охотитесь на своих сограждан, – спокойно
заявил Стирлинг. – Неужели вы всерьез могли об этом забыть?
Я чуть не обезумел. Только улыбка на лице Лестата убедила
меня, что Стирлинг не рисковал жизнью.