Страх его сделался ощутимее, но он изо всех сил старался не
поддаваться ему. А я уже был не в состоянии справиться с голодом. Если я спущу
вожжи, если позволю страстям вырваться наружу, произойдет неизбежное, а в
данную секунду моему сознанию только и нужна была эта неизбежность. Нет,
все-таки этого нельзя было допустить – только не со Стирлингом Оливером! Я впал
в полное смятение и, прежде чем понял, что делаю, подошел к нему.
Теперь я не только ощущал запах текущей по его жилам крови,
но и видел ее. И тут Стирлинг совершил роковую оплошность: словно против воли
шагнул назад. Именно так обычно поступает любая встретившаяся на моем пути
жертва.
В ответ я придвинулся к нему еще теснее.
– Стирлинг, тебе не следовало сюда приходить. Ты
вломился без спросу.
Голос мой бесстрастно произносил бессмысленные слова, ведь в
эту минуту я думал лишь о нестерпимом голоде.
"Этот человек сюда вторгся, вторгся, вторгся..."
– Ты не можешь причинить мне зло, Квинн. –
Стирлинг говорил очень спокойно и рассудительно. – Ты не станешь это
делать. Нас слишком многое связывает. Я всегда тебя понимал. Я всегда понимал
Гоблина. Неужели теперь ты готов предать наше прошлое?
– Это старый долг, – ответил я, перейдя на шепот.
Я знал, что стою сейчас на ярком свету от люстры и что он
может разглядеть, каким я стал сильным после изменения. Необычного изменения,
очень необычного. Мне, охваченному истинным безумием, показалось, что страх в
его душе перешел в панику и она лишь усилила аромат крови.
Интересно, слышат ли псы запах страха? Вампиры слышат его.
Вампиры рассчитывают на него. Вампиры считают его изысканным. Вампиры не в
силах перед ним устоять.
– Ты не прав, – сказал он тоже шепотом, словно
один мой взгляд лишил его последних сил. Так происходило практически со всеми
смертными, и Стирлинг понимал, что бесполезно сопротивляться. – Не
поступай так, мальчик мой, – едва слышно проговорил он.
Плохо сознавая, что делаю, я потянулся к Стирлингу, но, едва
пальцы коснулись его плеча, меня словно ударило током.
"Раздави его. Раздроби ему кости, но сначала, что самое
важное, поглоти его душу вместе с кровью".
– Разве ты не понимаешь?..
Он умолк, и остальное я извлек из его сознания: Таламаска не
останется в стороне, и тогда пострадают все. Вампиры, Охотники за Кровью, Дети
Тысячелетий покинули Новый Орлеан. Растворились во тьме. Наступило перемирие. А
теперь я намерен его нарушить!
– В Таламаске меня не знают, – сказал я, – а
если и знают, то не в этом качестве. То, каким я стал, известно только тебе,
мой старый друг, и в этом-то весь ужас. Ты знаешь, во что я превратился,
поэтому то, что сейчас произойдет, неминуемо.
Я склонился к нему и тронул губами его шею. Мой друг, мой
самый дорогой друг во всем мире... Так когда-то было. А теперь у нас с ним
будет другое единение. Вожделение старое и новое. Мальчишкой я любил его. Кровь
пульсировала в его артерии. Моя левая рука скользнула под его правый локоть.
Только не надо делать ему больно. Он все равно не сможет убежать. И даже не
попытается.
– Больно не будет, Стирлинг, – прошептал я и
осторожно пронзил зубами кожу.
Кровь медленно наполнила мой рот, а вместе с ней в меня
влились его мечты, его жизнь.
"Безвинен!.." Слово обожгло, затмив собою
наслаждение. Передо мной поплыли фигуры, я услышал голоса. Стирлинг
проталкивался сквозь толпу, с мольбой обращаясь ко мне в этом видении,
произнося одно только слово: "Безвинен". Я снова превратился в
мальчишку из прошлого, а Стирлинг все повторял и повторял:
"Безвинен". Но я не мог прервать начатого.
За меня это сделал кто-то другой.
Я почувствовал, как в плечо вцепилась железная рука и
оторвала меня от Стирлинга, а тот зашатался, чуть не упал, потом тяжело рухнул
боком на стул возле письменного стола.
Меня отшвырнули к книжному шкафу. Я слизнул кровь с губы и
попытался справиться с головокружением. Мне показалось, что люстра закачалась и
картины на стенах вспыхнули яркими красками.
Твердая рука легла мне на грудь, чтобы поддержать и
отодвинуть назад.
И только тогда я осознал, что вижу перед собой Лестата.
Глава 3
Я быстро пришел в себя. Его взгляд был прикован ко мне, и у
меня не было ни малейшего намерения отводить глаза. Тем не менее, я не смог
удержаться и оглядел его с головы до ног. Он выглядел потрясающе – именно так,
как себя и описывал. Я должен был его внимательно разглядеть, изучить каждую
черточку, пусть даже это будет последнее, что я увижу, прежде чем кану в
небытие.
Его бледно-золотистая кожа чудесным образом оттеняла
фиалково-голубые глаза, светлая спутанная грива вьющихся волос достигала плеч.
Очки с цветными стеклами, почти такого же фиолетового оттенка, как и глаза, он
сдвинул на макушку и рассматривал меня, слегка хмуря светлые брови, –
возможно, ждал, когда ко мне вернется самообладание. Впрочем, это всего лишь
мои догадки.
Я сразу обратил внимание, что на нем тот самый черный
бархатный сюртук с пуговицами-камеями, который упомянут в той части Вампирских
хроник, что названа "Меррик": каждая маленькая камея, я мог бы с
уверенностью утверждать, была из сардоникса, а сам сюртук выглядел очень
причудливо – приталенный и расклешенный книзу. Льняная рубашка с распахнутым
воротом, простые серые брюки и непримечательные черные ботинки.
Что отпечаталось в моем сознании, так это его лицо: широкое
и напряженное, с огромными глазами, точеным чувственным ртом и несколько
тяжеловатым подбородком, – в целом оно выглядело гораздо притягательнее,
чем он сам считал.
Описывая свою внешность, он не отдавал ей должное, потому
что не подозревал об одной немаловажной детали: все его черты были прекрасны,
но самое главное – озарены мощным внутренним огнем.
В его взгляде не было ненависти. И он уже не поддерживал
меня рукой.
В душе я проклинал собственный рост, заставлявший Лестата
смотреть на меня снизу вверх. Возможно, только по одной этой причине он с
радостью сотрет меня с лица земли.
– Письмо, – язык едва повиновался мне. –
Письмо!
Я полез было в карман, теряясь в мыслях, но так и не смог
достать конверт. Меня трясло от страха.
Лестат сам сунул руку во внутренний карман моего пиджака и,
сверкнув сияющими ногтями, вытянул конверт.
– Это мне, правда, Тарквиний Блэквуд? – спросил он
с едва заметным французским акцентом и неожиданно улыбнулся.