Черная камея - читать онлайн книгу. Автор: Энн Райс cтр.№ 161

"Ночной кошмар? – тихо и ласково спросила она. – Ты называешь частицу моей души кошмаром? Впрочем, кому нужна частица чьей-то души? Тебе кажется, ты жаждешь обладать душой Моны Мэйфейр. Ты даже не представляешь, какой бы показалась тебе твоя Мона сейчас".

"Не играй ее именем", – сказал я, перепутанный последними словами. И вдруг, как мне показалось, все происходящее стало каким-то не таким. Мона, моя возлюбленная Мона. Не говори о Моне. И вино – это вовсе не вино. И дом стал каким-то невероятным. И сама Петрония казалась мне слишком крупной для женщины. И сам я был чересчур пьян, чтобы находиться там, где был.

"Когда я завершу с тобой все, что надо, ты не захочешь видеть никакую Мону Мэйфейр, – произнесла она, быстро, почти зло, хотя голос оставался ласковым. Она мурлыкала, как кошка. – И о моей душе ты больше ничего не узнаешь. Моя душа будет заперта, словно в ней повернули ключ, золоченый ключ. Между нами воцарится молчание, то самое молчание, которое тебе теперь хорошо известно".

"Мне пора убраться отсюда, – слабым голосом сказал я, понимая, что не способен даже подняться. Я попытался. Ноги не слушались. – Я должен дойти до лодки. Если в тебе осталась хоть крупица чести, ты мне поможешь".

"У меня ее вообще нет, так что оставайся на месте, – сказала Петрония. – Мы расстанемся скоро, но в мое время, не в твое, а потом можешь считать этот дом своим, я даже передам тебе мавзолей. Да, забирай все, рискни, и, возможно, ты даже станешь тосковать по этому темному живому болоту, как часто тосковала я. Мне кажется, я ждала тебя этих долгих три с половиной года, зная заранее, что как только мы увидимся, я сразу уступлю тебе все. Да, я тебя ждала. И почему теперь это нужно сделать, я не знаю..."

"Что? Что нужно сделать? О чем ты говоришь? – я взмолился. – Я тебя не понимаю".

"Зло прирастает с каждой минутой, – сказала она, – в конце концов, оно выстреливает, превращаясь в другое зло, и я разрешаюсь от бремени, чего не могла сделать при жизни".

"Я тебя не понимаю".

Она повернулась и посмотрела на меня сверху вниз, и тут на ее лице появилась совершенно необыкновенная улыбка.

"Почему у меня такое чувство, будто ты гигантская кошка? – неожиданно спросил я. – Даже твои прелестные глаза и то кошачьи, а я словно твоя несчастная жертва, выбранная случайно".

"Только не случайно, – сказала она, став серьезной. – Не случайно. Выбор сделан тщательно, с учетом обстоятельств, достоинств и одиночества. Ничего случайного. Ты обласкан любовью. Тебя давно ждут".

Я окончательно опьянел. Еще немного – и я бы отключился.

Фигура передо мною начала вспыхивать и гаснуть, словно кто-то баловался выключателем, желая довести меня до сумасшествия. Я попытался встать, но не смог. Отставив киворий на край стола, я отодвинул его правой рукой. Петрония вновь наполнила его вином. Больше не буду, подумал я, но тут она подняла киворий и поднесла к моим губам. Я попытался отказаться. Она наклонила его – пришлось пить, и вино стекало по шее на рубашку. Вино было превосходное, теперь оно казалось мне гораздо вкуснее, чем вначале. Я откинулся на спинку стула. Увидел, что киворий валяется на полу. Увидел красное вино на мраморе.

"Только не на прекрасном белом мраморе, – сказал я, – оно похоже на кровь, посмотри". – Я снова попытался подняться и не смог.

Петрония опустилась передо мной на колени.

"Во мне есть жестокость, – сказала она. – Во мне есть жестокость, и она не останется без ответа. Ничего другого от меня не жди. Ты получишь дары, которые я сама для тебя выберу, только такие, и я не порождаю хныкающих ублюдков, как это делают многие, питающиеся старичьем. Когда я тебя покину, ты будешь сильным и будешь владеть дарами, без которых тебе не обойтись".

Я не мог ей ответить. Губы больше не шевелились.

Внезапно я увидел за ее спиной Гоблина! Его очертания были смутны, но вовсе не иллюзорны, и Петрония выпрямилась в ярости, пытаясь сбросить его с себя, но он успел захватить ее шею локтем, совсем как когда-то она придушила меня. Петрония принялась топать, отпихивая его локтем. Гоблин растворился в воздухе, но тут же снова напал на нее, чем привел Петронию в бешенство.

И снова замигал свет. Я оставался парализованным. При одной яркой вспышке я разглядел, что она метнулась в другой конец комнаты. Там она забрала огромную накидку из норки и приблизилась ко мне. Гоблин снова попытался придушить ее, но Петрония оказалась сильнее. Отбросив в сторону Гоблина, она потянулась ко мне, одним движением худой руки подняла меня со стула, закутала в норку, словно давно привыкла это делать, а затем заключила в объятия.

"Попрощайся со своим любовником!" – злобно бросила она Гоблину.

Мы оказались в открытом пространстве. Гоблин цеплялся за нас. Я видел его лицо, его открытый рот, из которого вырывался вой. А потом он начал соскальзывать вниз, вниз, словно тонул.

Мы поднимались все выше, и вот уже облака оказались подо мною. Ветер дул мне в лицо, замораживая холодом, но это не имело значения, потому что вокруг сияли великолепные звезды.

Петрония прижала губы к моему уху, и, прежде чем сознание окончательно меня покинуло, я услышал ее голос:

"Обрати внимание на эти холодные маяки, ибо за всю свою долгую жизнь ты, вероятно, не найдешь более теплых друзей, чем они".

Я очнулся средь бела дня. Оказалось, что я лежу на мягкой кровати посреди террасы и вокруг меня везде цветы. Вдоль всей балюстрады стояла герань в горшках, а за ней бело-розовые олеандры, и мне вдруг показалось сквозь дурноту и туман, что вдалеке, справа, виднеется гора, по форме в точности как Везувий. Я поднялся, мучимый тошнотой и болью, кое-как доковылял до перил и посмотрел вниз: там вдалеке я увидел черепичные крыши города и убедился, что этим способом убежать не удастся.

Слева проходила извилистая дорога, по которой неслись машины, казавшиеся с такого расстояния крошечными жучками. Итальянское побережье, во всей своей изломанности и великолепии, а за дорогой тихо шумело море. Солнце, стоявшее высоко в небе, ослепляло и обжигало меня, и от него некуда было скрыться на этой террасе.

Что касается дома, то он оставался для меня закрытым. Я увидел лишь темно-зеленые запертые двери, не дававшие возможности сделать хоть какие-то предположения. Я снова повалился на кровать, и глаза мои против воли закрылись.