Мой пульс участился. Казалось, мне невероятно повезло. Я не
перебивал.
– Я верю, что некоторых ангелов изгнали из рая, –
продолжал он, – и они не знают о своем происхождении. Они скитаются в
полном смятении. Похоже, вы из их числа, хотя, если моя теория верна,
подтвердить ее вы не сможете.
Меня поразила эта любопытная трактовка, и я не знал, что
ответить. Но что-то сказать пришлось.
– Нет, я другой. Я точно знаю, кто я. Жаль, что не тот, кого
вы описали. Позвольте доверить вам ужасную тайну.
– Хорошо, – сказал он. – Приходите ко мне на
исповедь, если захотите, ибо я не просто монах, а духовник, но вряд ли я смогу
дать вам отпущение грехов.
– Вот моя тайна: я живу на свете с тех пор, когда Христос
ходил по земле, правда, тогда я о нем ничего не знал.
Он долго обдумывал мои слова, заглянул мне в глаза,
отвернулся к свече, словно исполнял некий ритуал. И заговорил:
– Я не верю вам. Но вы загадочное существо – с черной кожей,
с голубыми глазами, с золотыми волосами. И вы щедро одарили нас золотом.
Конечно, я приму деньги. Мы небогаты.
Я улыбнулся. Он мне понравился. Конечно, я не собирался
признаваться ему в своих чувствах. Какая ему разница?
– Хорошо, – сказал он, – я напишу за вас письмо.
– Я сам могу написать, – ответил я, – если вы
дадите мне перо и пергамент. Мне нужно, чтобы вы его отправили и указали свой
адрес для ответа. Мне важнее всего получить ответ.
Он тотчас выполнил просьбу, и я уселся за дело, с радостью
взявшись за перо. Я знал, что он наблюдает, как я пишу, но меня это не
заботило.
«Рэймонд Галлант.
Я пережил ужасную трагедию, случившуюся в ночь после нашей
встречи. Мой палаццо в Венеции уничтожил пожар, а сам я неописуемо пострадал.
Уверяю тебя, что смертные руки не имеют к тем событиям никакого отношения, и
если мы еще встретимся, я с готовностью расскажу о случившемся. В
действительности мне доставит величайшее удовлетворение во всех подробностях
описать вам личность того, кто послал своих приспешников уничтожить меня. В
настоящий момент я слишком слаб, чтобы пытаться отомстить как словом, так и
делом.
У меня не хватит сил для путешествия в Лорвич, в Восточную
Англию, но благодаря силам, о которых я не имею права рассказывать, я обрел
приют, подобный тому, что предлагали вы.
Но умоляю вас сообщить, не появилось ли у вас свежих
сведений о моей Пандоре. Умоляю, сообщите, не давала ли она о себе знать.
Умоляю, сообщите, как связаться с ней письмом. Мариус».
Закончив письмо, я передал его священнику, который немедля
надписал почтовый адрес монастыря, сложил лист пергамента и запечатал.
Мы долго сидели, не произнося ни слова.
– Как мне вас найти, – спросил он, – в случае,
если прибудет ответ?
– Я сам узнаю, – ответил я, – таким же способом,
как вы узнали, что я взял свечи. Простите мне мой проступок. Нужно было пойти в
город и купить их прямо в лавке. Но я странник ночи, а ночью все спят. Я
слишком часто допускаю оплошности.
– Я уж вижу, – ответил он, – вы обратились ко мне
по-немецки, сейчас говорите на латыни – на которой писали письмо. Нет, не
сердитесь. Я не прочел ни слова, но понял, что это латынь. Превосходная латынь.
На такой латыни сейчас никто не говорит.
– Золота достаточно, чтобы возместить беспокойство? –
спросил я и поднялся со скамьи. Время откланяться.
– О да, и непременно возвращайтесь. Я присмотрю, чтобы
письмо завтра же отправили. Если лорд Лорвич из Восточной Англии поклялся в
верности Генриху Восьмому, вы обязательно получите ответ.
Я удалился так быстро, что мой новый друг, видимо, решил,
что я попросту испарился.
Возвращаясь в склеп, я впервые заметил, что люди начали
обустраиваться в опасной близости от нас.
Конечно, наше укрытие находилось в крошечной долине на
высокой зловещей скале. Однако далеко внизу, у подножия, я заметил скопление
хижин и понял, к чему идет дело.
Войдя в святилище, я обнаружил, что Бьянка спит. Она не
задавала вопросов о том, где я был, и я осознал, до какой степени
предосторожности дошел в стремлении скрыть от нее письмо в Англию.
Интересно, подумал я, смогу ли я по воздуху в одиночестве
добраться до Англии? Но что ей сказать? Я никогда не оставлял ее одну, и
изменить обычаю представлялось мне неверным.
Прошло чуть меньше года. Все это время я каждую ночь
приближался к священнику, которому доверил письмо, на расстояние, позволявшее
услышать его мысли.
В те ночи мы с Бьянкой частенько охотились на улицах
небольших альпийских городов, меняя одежду, чтобы приобрести у купцов
необходимые припасы.
Мы то и дело снимали комнаты, чтобы насладиться простыми
человеческими радостями, но оставались слишком осторожны, чтобы проводить день
вне стен святилища.
Я продолжал периодически обращаться к царице за Кровью. Не
знаю, как я выбирал подходящий момент. Вероятно, она сама давала понять. Могу
лишь утверждать, что я знал, когда мне позволено испить, и каждое вливание
Крови влекло за собой быстрое улучшение моего состояния, обновление жизненной энергии
и желание поделиться возвращающимися дарами с Бьянкой.
Наконец наступила ночь, когда, еще раз оставив уставшую
Бьянку в святилище, я приблизился к альпийскому монастырю и увидел, что мой
монах стоит в саду и простер руки к небу таким романтическим и благочестивым
жестом, что у меня на глаза навернулись слезы.
Я тихо, совершенно беззвучно прошел за его спиной под
монастырские своды.
Он тут же повернулся ко мне лицом, словно его сила не
уступала моей. Он направился ко мне, ветер развевал коричневую рясу.
– Мариус, – прошептал он и, сделав знак молчать, провел
меня в скрипторий.
Увидев, какой толщины письмо достал он из стола, я пришел в
изумление. И растерялся, увидев, что печать сломана и послание вскрыто.
Я посмотрел на него.
– Да, я прочел, – сказал он. – Неужели вы думали,
что я передам его вам, не узнав содержания?
Я больше не мог терять времени. О чем говорится в письме? Я
тотчас же сел и развернул рукопись.
«Мариус.
Надеюсь, что мои слова не вызовут вашего гнева и не приведут
к поспешным решениям. О Пандоре мне известно следующее. Члены нашего ордена,
сведущие в подобных делах, видели ее в таких городах, как Нюрнберг, Вена, Прага
и Гутенберг. Она появляется в Польше. Она бывает в Баварии.