– Не могу! – выкрикнул я в отчаянии и уже шепотом
добавил, обращаясь к Луи: – Какой печальный долг исполнять твою последнюю волю!
Если бы я мог просто похоронить тебя.
– Это была бы самая ужасная жестокость, – взмолилась
Меррик. – Дэвид, а может быть, он все еще жив в этой оболочке? Ты ведь
лучше меня знаешь особенности вампиров. Дэвид, быть может, он все еще жив?
Я молча ходил взад и вперед, поглядывая то на Меррик, то на
безжизненные останки в обугленной одежде, и время от времени, убитый горем,
равнодушно смотрел на далекие звезды.
А за моей спиной тихо плакала Меррик, давая волю своим
чувствам, бушевавшим в ней с новой силой, давая волю страстям, готовым
захлестнуть ее с такой мощью, которая не поддается человеческим меркам.
– Дэвид... – наконец позвала она.
Я медленно обернулся и взглянул на нее сверху вниз. Она
по-прежнему стояла на коленях на холодных каменных плитах, взывая ко мне,
словно я был одним из ее святых.
– Дэвид, если ты надрежешь вену на запястье и позволишь
своей крови упасть на него, он оживет?
– Не знаю, дорогая, не знаю. В одном уверен: он сделал, что
хотел, а еще он оставил распоряжение, как мне теперь действовать.
– Но ты не можешь так просто его отпустить, –
запротестовала Меррик. – Дэвид, умоляю... – Голос ее беспомощно
замер.
Листья банановых деревьев зашелестели от легкого ветерка. Я
повернулся и в ужасе взглянул на тело. Весь сад вокруг нас шептал и вздыхал, но
тело оставалось неподвижным.
Тут налетел новый порыв ветра, гораздо сильнее. Он принес с
собой запах дождя. Теплыми весенними ночами здесь часто случались дожди. Я
представил, как дождевые капли омоют это каменное лицо с закрытыми глазами.
Я не мог подобрать слова, чтобы успокоить плачущую Меррик. Я
не мог найти слова, чтобы излить боль своего сердца. Луи ушел или все еще
здесь? Чего бы он ждал от меня теперь – не прошлой ночью, когда в
предрассветных сумерках писал свое храброе письмо, а теперь, именно в эту
секунду, если бы оказалось, что он заперт внутри этого обгоревшего деревянного
ящика?
О чем он думал, когда взошло солнце и на него накатила
смертельная слабость, прежде чем в свои права вступил жар? У него не было сил,
как у древнейших из нас, выбраться из гроба и зарыться глубоко в землю. Неужели
он не пожалел о содеянном? Быть может, он страдал от невыносимой боли? Неужели
я ничего не смогу понять, просто всматриваясь в его неподвижное обгорелое лицо?
Я подошел к гробу. Голова Луи лежала ровно, как у любого
мертвеца, которого должны предать земле. Руки были сцеплены на груди – так их
мог бы сложить гробовщик. С первыми лучами солнца Луи не попытался заслонить
ладонью глаза. Не попытался повернуться к смерти спиной.
Но какое значение все это имело теперь?
Возможно, ему не хватило сил что-то предпринять в последние
секунды. Он оцепенел при появлении первых лучей, а потом они ослепили его и
заставили закрыть веки. Осмелюсь ли я дотронуться до хрупкой почерневшей плоти?
Осмелюсь ли убедиться, не опустели ли его глазницы?
Я целиком отдался этим жутким мыслям, желая только услышать
какой-то другой звук, кроме тихого плача Меррик, потом подошел к железным
ступеням винтовой лестницы, ведущей с балкона, опустился на ступеньку,
показавшуюся мне в то мгновение самым удобным креслом, и закрыл лицо руками.
– Развеять останки... – прошептал я. – Ну почему
здесь больше никого нет?
И тут, словно в ответ на мою жалкую молитву, послышался
скрип каретных ворот. Тихо заныли старые петли, а потом щелкнул замок – ворота
снова закрылись.
По запаху я понял, что к нам вторгся не смертный. А по шагам
сразу узнал гостя: слишком часто в своей жизни я слышал эту поступь – неестественную
и смертоносную. И все же я не осмеливался поверить в такое чудо, в спасение,
пришедшее в минуту горя, пока во дворе не возникла фигура в бархатном пыльном
камзоле. Светлые волосы были по-прежнему спутанными, фиалковые глаза сразу
устремились на зловещие, отталкивающие останки.
Лестат!
Неловко ступая, словно после столь долгого бездействия тело
отказывалось повиноваться своему хозяину, он приблизился к Меррик, поднявшей к
нему заплаканное лицо. Такое впечатление, будто она тоже увидела Спасителя,
явившегося в ответ на ее ни к кому не обращенные молитвы.
Меррик чуть отпрянула, из ее груди вырвался тихий вздох.
– Значит, вот до чего дошло, – произнес Лестат.
Голос его звучал хрипло, как в тот последний раз, когда он
очнулся от своей бесконечной спячки под звуки музыки Сибил.
Лестат обернулся и взглянул на меня. Его гладкое лицо было
лишено какого-либо выражения, жиденький свет с далекой улицы отразился в
глазах, когда Лестат вновь посмотрел на тело в гробу. Кажется, веки его
дрогнули. Точнее, мне показалось, что содрогнулось все тело, словно простейшее
движение было изнурительным, словно Лестату хотелось поспешно ретироваться.
Но он не собирался нас покидать.
– Иди сюда, Дэвид, – приказал он все тем же хриплым
шепотом. – Иди сюда и послушай. Я не могу ничего услышать, раз я его
создал. Послушай и скажи, есть ли он там, внутри.
Я подчинился. Подошел к гробу и остановился рядом с
Лестатом.
– Он как уголь, Лестат, – быстро ответил я. – Я не
осмелился дотронуться до него. Может, вместе попробуем?
Медленно, как бы нехотя, Лестат наклонил голову, чтобы еще
раз взглянуть на душераздирающее зрелище.
– Говорю же, кожа у него твердая, – скороговоркой
произнесла Меррик. Она выпрямилась и отошла от гроба, приглашая Лестата занять
ее место. – Проверь сам, Лестат. Иди дотронься до него. – В ее голосе
слышалась боль.
– А ты? – спросил Лестат и, протянув руку, схватил ее
за плечо. – Что ты слышишь, chе′rie? – хрипло спросил он.
Меррик покачала головой.
– Абсолютно ничего, – ответила она, губы ее дрожали,
кровавые слезы оставляли на бледных щеках длинные полоски. – Иначе и быть
не может. Как я могу что-то слышать, если он дал мне свою кровь. Я его
околдовала, соблазнила. У него не было ни единого шанса нарушить мои планы. И
вот результат моего вмешательства. Я могу разобрать, о чем шепчутся смертные в
ближайших домах, но не слышу ни звука из этого гроба.
– Меррик, – сказал Лестат твердо, – слушай так,
как ты всегда умела слушать. Побудь сейчас не вампиром, а колдуньей. Да, я
знаю, он дал тебе свою кровь. Но ведь до этого ты занималась магией. –
Лестат переводил взгляд то на нее, то на меня, и было видно, как растет его
нетерпение. – Ну скажите же мне, хочет он вернуться или нет?