– Не знаю, что случилось, – почти резко ответил
он. – Это ты мне скажи. – Он нетерпеливо взмахнул рукой. – Иди
сюда, Дэвид, бери свой старый стул и садись поближе.
Я повиновался.
Луи не только был прекрасно одет, но еще и благоухал легким
ароматом дорогого мужского парфюма.
Он бросил на меня нервный взгляд.
– Я ни о чем и ни о ком не могу думать, только о ней, Дэвид.
Будто я никогда не любил Клодию, – признался он срывающимся голосом. –
Я серьезно. Можно подумать, что до встречи с Меррик я не знал ни любви, ни
горя. Я готов превратиться в ее раба. Куда бы я ни шел, что бы ни делал, думаю
только о ней. Когда я насыщаюсь, жертва в моих руках превращается в Меррик.
Погоди, ничего не говори, пока я не закончу. Я думаю о Меррик, когда ложусь в
гроб перед рассветом. Я думаю о Меррик, когда просыпаюсь. Я должен видеть ее
постоянно, поэтому сразу после насыщения я отправляюсь к Меррик. Да, Дэвид, я
иду к Обители, к тому самому дому, который ты давным-давно запретил нам
посещать. Я иду туда. Я был там вчера ночью, когда ты приходил подглядывать за
ней. Я видел тебя. Позапрошлой ночью я тоже там был. Я живу ради нее, и
возможность видеть ее за высоким окном только воспламеняет меня еще сильнее.
Она мне нужна. Если в самом скором времени она не покинет Обитель, я сам к ней
пойду, хотя что мне нужно от нее, кроме присутствия рядом, клянусь, сам не
знаю.
– Прекрати, Луи, позволь мне объяснить, что случилось...
– Разве ты можешь это объяснить? Позволь уж мне
высказаться, – возразил он. – Позволь признаться, что все это
началось, как только я ее увидел. Ты сам это знаешь. Ты был свидетелем. Ты
постарался предупредить меня, но я понятия не имел, что мои чувства окажутся
такими сильными. Я был уверен, что смогу их обуздать. Боже мой, скольким
смертным я сопротивлялся в течение этих двух веков, сколько раз отворачивался
от какой-нибудь заблудшей души, которая притягивала меня так, что я не мог
сдержать слезы.
– Прекрати, Луи, послушай меня.
– Я не причиню ей зла, Дэвид, – сказал он, –
клянусь. Я не хочу ей ничем навредить. Мне невыносима мысль о том, чтобы
поступить с ней так же, как когда-то я поступил с Клодией, – насытился ее
кровью. Это была ужасная, ужасная ошибка, но Меррик я ничем не обижу, поверь. Я
просто должен ее видеть, должен быть с ней, должен слышать ее голос. Дэвид, ты
можешь выманить ее из Оук-Хейвен? Можешь уговорить ее встретиться со мной?
Сделать так, чтобы она прекратила пить этот проклятый ром и вернулась в старый
дом? Ты должен это суметь. Пойми, я теряю голову.
Он замолчал на секунду, чтобы перевести дыхание, и я
поспешил воспользоваться паузой.
– Она приворожила тебя, Луи! – объявил я. – Это
колдовство. Успокойся и послушай меня. Я знаю ее трюки.
И хорошо знаком с колдовскими хитростями. Они почти
одинаковы и в Древнем Египте, и в Риме, и в Греции. Она тебя приворожила,
дружище, с помощью заклинаний заставила полюбить ее. Проклятье, нельзя было
оставлять у нее то запачканное кровью платье. Не удивительно, что она не
позволила мне дотронуться до него. Ведь на нем была твоя кровь. Какой же я
глупец, что сразу не понял ее замысла. Мы ведь даже как-то обсуждали ее чары.
Нет, она перешла все границы терпимого. Я позволил ей оставить у себя шелковое
платье с пятнами твоей крови, а она воспользовалась им для обычного приворота.
– Нет, это невозможно, – язвительно отреагировал
Луи. – Я отказываюсь поверить в это. Я люблю ее, Дэвид. Ты вынуждаешь меня
прибегнуть к словам, которые ранят тебя больнее всего. Я люблю ее и нуждаюсь в
ней. Мне нужна ее компания, мне нужны та мудрость и доброта, которые я
разглядел в ней. Никакое это не колдовство.
– Самое настоящее колдовство, дружище, поверь, –
упорствовал я. – Она воспользовалась твоей кровью для приворота. Ну как ты
не поймешь: эта женщина не только верит в магию, но и отлично владеет ею. За
прошедшее тысячелетие на свете жили и умерли множество магов, возможно целый
миллион, но скольких из них можно считать настоящими? Она знает, что делает!
Твоя кровь впиталась в ткань ее одежды. Она навела на тебя приворот, и
разрушить его пока не в моих силах!
Луи помолчал, но недолго.
– Я тебе не верю, – сказал он. – Нет, не может
быть, чтобы это было так. Я сердцем чувствую.
– Подумай, Луи, о моих словах, вспомни, какие видения
появлялись передо мной после нашей с ней первой встречи всего несколько ночей
тому назад. Ты ведь не забыл, как я рассказывал, что видел ее повсюду...
– Это не одно и то же. Я говорю о своем сердце, Дэвид...
– Нет, это одно и то же, дружище, – упорствовал
я. – Я видел ее повсюду, а после того, как к нам явился призрак Клодии,
Меррик призналась мне, что те мои видения были частью колдовства. Я ведь тебе
рассказывал, Луи. Я рассказывал о ее маленьком алтаре, устроенном в номере
гостиницы, о том, как она раздобыла мой носовой платок с каплями крови,
промокнув им пот с моего лба. Луи, не будь наивным.
– Ты наговариваешь на нее, – как можно мягче возразил
он, – и я не принимаю твоих слов. Я вижу ее совсем другой. Я думаю о ней и
хочу ее. Я хочу женщину, которую видел в той комнате. Что теперь ты скажешь?
Что Меррик не красива? Что она лишена врожденной сладости? Что Меррик не
одна-единственная из тысяч смертных, которую я могу полюбить?
– Луи, ты доверяешь самому себе в ее присутствии? –
спросил я.
– Да, доверяю, – серьезно ответил он. – Ты полагаешь,
я мог бы ей навредить?
– Я полагал, что ты давным-давно узнал значение слова
«желание».
– Мое желание – быть с ней рядом, Дэвид. Быть поблизости от
нее. Обсуждать с ней увиденное. Я... – Он замолчал на полуслове и крепко
зажмурился. – Эта потребность в ней просто невыносима. Она прячется в том
огромном доме, куда я не могу подобраться, не повредив Таламаске и не нарушив
ту хрупкую тайну, от которой зависит все наше существование.
– Слава Богу, у тебя хватает на это здравомыслия, – с
чувством сказал я. – Уверяю, все это колдовские чары, и, если ты способен
за себя отвечать в ее присутствии, тогда, как только она покинет Оук-Хейвен, мы
отправимся к ней вместе и потребуем ответа! Мы потребуем правды. Мы потребуем,
чтобы она призналась, действительно ли во всем этом ничего нет, кроме
колдовства.
– Ничего, – повторил он презрительно, – ничего,
как ты говоришь, кроме колдовства? – Он укоризненно уставился на меня.
Впервые я увидел в нем такую враждебность. Вернее, до сих пор я вообще никогда
не видел его враждебно настроенным. – Ты не хочешь, чтобы я ее любил,
разве нет? Все очень просто.