Мы могли бы разместиться с удобствами, если бы не удушающая
жара: хотя в некоторых окнах были выбиты стекла, в пыльную тень комнаты
проникала только сырость. Вслед за нами в комнату вошла молодая женщина – еще
одна красавица с экзотичным цветом кожи, одетая так же скромно, как и другие.
Она несла стопку сложенной черной ткани, чтобы закрыть зеркала, и небольшую
лесенку. Мы с Эроном в меру сил помогли ей.
После этого она закрыла клавиатуру старинного пианино,
которое я до той минуты даже не заметил, а затем подошла к большим часам в
углу, открыла стеклянную створку и остановила стрелки. Только когда тиканье
часов прекратилось, я осознал, что до той минуты вообще его слышал.
Перед домом к тому времени уже собралась целая толпа людей
всех цветов кожи.
Наконец скорбящим было позволено войти в дом, и длинная
процессия медленно двинулась внутрь. Убедившись, что Меррик, занявшая место в
изголовье кровати, успокоилась и теперь испытывает лишь глубокую грусть, мы с
Эроном ушли в глубину сада.
Люди входили в комнату, приближались к изножью кровати, а
затем покидали дом через черный ход и попадали на боковую дорожку в саду,
откуда на улицу вела небольшая калитка.
Помню, на меня произвело большое впечатление то, что вся
церемония происходила в благоговейной тишине. Потом, к моему удивлению, стали
прибывать машины и по ступеням начали подниматься элегантно одетые люди – опять
же всех цветов кожи.
Одежда на мне стала неприятно влажной и липкой от жары.
Несколько раз я заходил в дом, чтобы удостовериться, все ли в порядке с Меррик.
В спальне, гостиной и столовой включили несколько кондиционеров, и в комнатах
постепенно воцарилась прохлада.
Зайдя в дом в очередной раз, я увидел, что фарфоровая ваза
на алтаре доверху заполнена двадцатидолларовыми купюрами – присутствующие
жертвовали деньги на похороны Большой Нанэнн.
Что касается Меррик, то она, оцепеневшая от горя, почти
бесстрастно кивала каждому визитеру.
Шли часы, людской поток не иссякал. Процессия протекала в
той же уважительной тишине, люди заговаривали между собой, только отойдя
подальше от дома. Официально одетые темнокожие женщины произносили слова с
очень мягким южным акцентом, совершенно не похожим на африканский говор.
Эрон шепнул мне, что эти похороны весьма нетипичны для
Нового Орлеана: слишком разношерстной была собравшаяся на них публика. И вели
все себя слишком тихо.
Я отлично понимал, в чем дело: люди боялись Большой Нанэнн,
равно как и Меррик. И специально пришли, чтобы Меррик их заметила. Они оставили
множество двадцатидолларовых купюр. Похоронной мессы не было, и все пребывали в
недоумении, ибо считали ее необходимой. Но, по словам Меррик, Большая Нанэнн
сама от нее отказалась.
Чуть позже, когда мы с Эроном вновь стояли на аллее и с
наслаждением курили, на его лице вдруг промелькнуло выражение не то удивления,
не то озабоченности. Едва заметным жестом он указал мне на дорогую машину,
только что подъехавшую к обочине.
Из машины выбрались новые посетители – белые: молодой человек
весьма приятной наружности и строгая с виду женщина в очках с тонкой оправой.
Они сразу поднялись по ступеням, намеренно не обращая внимания на болтавшихся
поблизости зевак.
– Это белые представители Мэйфейров, – едва слышно
произнес Эрон. – Нельзя, чтобы они меня здесь заметили.
Мы поспешно удалились по садовой тропинке, ведущей к задней
половине дома, и остановились в тени преградившей нам путь великолепной
глицинии.
– Что это значит? – спросил я. – Зачем сюда
явились белые Мэйфейры?
– Очевидно, они сочли это своим долгом, – прошептал
Эрон. – Право, Дэвид, веди себя потише. Все без исключения члены этого
семейства в той или иной степени наделены сверхъестественными способностями. Ты
же знаешь, я упорно, но безуспешно пытался установить с ними контакт. Не хочу,
чтобы нас здесь видели.
– Но кто они? – настаивал я.
Я знал о существовании пухлого досье на Мэйфейрских ведьм,
которое в течение многих лет составлял Эрон. Но для меня, как для Верховного
главы, история клана Мэйфейров была всего лишь одной из тысяч других,
хранящихся в архивах ордена.
Экзотический климат, странный старый дом, ясновидение
старухи, высокие сорняки, ливень, пронизанный солнцем, – все это
подействовало на меня возбуждающе. Я разволновался, словно пред нами предстали
призраки.
– Семейные адвокаты, – приглушенно сказал он, пытаясь
скрыть раздражение, вызванное моей настойчивостью. – Лорен Мэйфейр и
молодой Райен Мэйфейр. Они ничего не знают ни о ведьмах, ни о колдовстве,
здешнем или городском. Им известно лишь, что эта женщина их родственница.
Мэйфейры никогда не уклоняются от исполнения семейного долга, и тем не менее я
не ожидал, что они сюда явятся.
Он вновь попросил меня помолчать и не попадаться на глаза
вновь прибывшим. И тут из дома до меня донесся голос Меррик. Я подошел поближе
к разбитому окну гостиной, однако не сумел разобрать ни единого слова.
Эрон тоже прислушался – и тоже безрезультатно.
Вскоре белые Мэйфейры покинули дом и уехали на своей
шикарной новой машине.
Только тогда Эрон поднялся по лестнице.
Через комнату проходили последние скорбящие. Остальные,
отдав дань уважения, толклись на мостовой.
Я последовал за Эроном в спальню Большой Нанэнн.
– Сюда явились городские Мэйфейры, – тихо сообщила
Меррик. – Видели их? Они хотели за все заплатить.
Я сказала, что денег у нас предостаточно. Сами посмотрите:
здесь несколько тысяч долларов. Гробовщик уже в пути. Сегодня ночью мы будем
читать молитвы над телом, а завтра состоятся похороны. Я проголодалась. Хорошо
бы перекусить.
Вскоре явился пожилой гробовщик, тоже из цветных, довольно
высокий и абсолютно лысый. Он принес с собой прямоугольную корзину,
предназначенную для тела Большой Нанэнн.
Что касается дома, то теперь он был предоставлен в
распоряжение отца гробовщика – очень старого человека с кожей почти такого же
цвета, как у Меррик, и совершенно белыми, мелко вьющимися волосами. Оба
старика, одетые, несмотря на чудовищную жару, в строгие официальные костюмы,
держались с большим достоинством.
Они тоже считали, что в церкви Богоматери Гваделупской
должна состояться римско-католическая месса, но Меррик в который уже раз
терпеливо объяснила, что Большой Нанэнн месса не нужна.
Поразительно, но все проблемы как-то сами собой быстро
разрешились.
Затем Меррик подошла к секретеру в комнате крестной, вынула
из верхнего ящика сверток в белой ткани и жестом пригласила нас последовать за
ней.