Только тут я заметил, что она нарядилась в свое лучшее
платье из белого пике и черные лакированные туфельки. Короткие белые носочки
смотрелись нелепо на такой развитой девушке. Впрочем, Эрон все еще видел в ней
только невинного ребенка.
Меррик наклонилась и поцеловала маленькую голову старухи.
– Больше не волнуйся за меня, – сказала она. – Мне
с ними хорошо, Большая Нанэнн, как дома.
В эту секунду в комнате появился священник – высокий сутулый
старик, как мне показалось, ровесник Нанэнн. Он еле передвигал ногами и казался
совсем тощим в своей длинной черной сутане, широкий кожаный пояс болтался на
костях, с него свисали четки, мягко постукивавшие при каждом шаге.
Он не обратил на нас внимания, а только кивнул старухе и тут
же исчез, не проронив ни слова. Какие чувства у него мог вызвать алтарь слева
от нас, устроенный прямо у стены, я не мог догадаться.
Меня вдруг охватило беспокойство, не попытается ли он
помешать нам – из добрых чувств, разумеется, – забрать с собою Меррик.
Никогда не знаешь, какой священник, находящийся в подчинении
у Рима, мог слышать о Таламаске, какой священник мог опасаться нашего ордена
или презирать его. Для всех приверженцев церкви мы, ученые скитальцы, были
чужаками, неразгаданной тайной. Заявив о светской природе ордена, пусть и
древнего, мы не могли надеяться на сотрудничество или понимание со стороны
Римской церкви.
Только когда этот человек исчез, а Эрон продолжил свой
вежливый разговор со старухой, я получил возможность как следует разглядеть
алтарь.
Он был построен из кирпичей и представлял собой нечто
похожее на лестницу, которая завершалась широкой площадкой, предназначенной,
скорее всего, для особых подношений. На алтаре длинными рядами выстроились
большие гипсовые скульптуры святых.
Я тут же увидел святого Петра, Папу Легбу с Гаити и святого
на коне – видимо, святого Барбару, заменявшего Шанго, или Чанго[Шанго –
верховное божество негритянской языческой мифологии, повелитель бурь, молний и
грома.], в религии кандомбле, которого мы в свою очередь ассоциировали со
святым Георгием. Дева Мария была представлена в виде Кармелитской Божией
Матери, заменявшей Эзили, богиню вуду, у ног которой лежало множество цветов и
горело больше всего свечей, мерцавших в высоких стаканах, так как по комнате
гуляли сквозняки.
Был там и черный святой Южной Америки Мартин де Поррес с
метлой в руке, а рядом с ним стоял, потупив взор, святой Патрик, от ног
которого во все стороны расползались змеи. Всем нашлось место в этих подпольных
религиях, сохраненных рабами Америки.
Перед статуэтками были разложены всевозможные маленькие
сувениры, ступени ниже тоже были заставлены различными предметами, среди
которых стояли тарелочки с птичьим кормом, зерном и какой-то снедью, уже
начавшей гнить и источать дурной запах.
Чем дольше я разглядывал алтарь, тем больше подробностей замечал
– например, жуткую фигуру Черной Мадонны с белым младенцем Иисусом на руках.
Были там многочисленные маленькие кисеты, плотно завязанные, и несколько
дорогих на вид сигар в нераспечатанных упаковках – наверное, их берегли для
будущих подношений. Но это лишь мое предположение. На краю алтаря стояли
несколько бутылок рома.
Это был один из самых больших домашних алтарей, которые я
когда-либо видел. Меня не удивило, что некоторые тарелки с едой уже заполнены
муравьями. В целом зрелище было неприятным и пугающим, не идущим ни в какое
сравнение с тем алтарем, что Меррик устроила недавно в номере гостиницы. Даже
во время моего пребывания в Бразилии, когда я поклонялся кандомбле, я не
встречал ничего более торжественного и красивого. При виде алтаря я буквально
цепенел, а мой прошлый опыт, скорее всего, лишь усиливал впечатление.
Наверное, сам того не сознавая, я прошел в глубину комнаты,
поближе к алтарю, оставив позади печальное ложе, дабы не видеть лежавшую на нем
больную.
Неожиданно раздавшийся голос старухи вывел меня из
задумчивости.
Я обернулся и увидел ее сидящей в кровати, что казалось
невозможным при такой слабости. Меррик поправила подушки, чтобы бабушка
подольше оставалась в этом положении.
– Священник кандомбле, посвятивший себя Ошала, –
обратилась ко мне старуха.
Ну вот, наконец прозвучало и имя моего бога.
Я был слишком поражен, чтобы ответить.
– Я не видела тебя в своих снах, англичанин, –
продолжала старуха. – Ты был в джунглях, ты искал сокровища.
– Сокровища, мадам? – переспросил я в полном
замешательстве. – Сокровища, да. Но только не в обычном понимании этого
слова. Ни в коем случае.
– Я следую своим снам, – говорила старуха, буквально
впившись в меня взглядом, в котором читалась угроза, – а потому отдаю тебе
свое дитя. Но берегись ее крови. Она потомок многих магов, гораздо более
сильных, чем ты.
Пораженный, я буквально прирос к месту, стоя прямо перед
старухой.
Эрон давно уже встал со стула и отошел в сторону, чтобы не
мешать нам.
– Ты ведь вызывал Одинокого Духа? – спросила она. –
Ну что, напугался тогда в бразильских джунглях?
Откуда эта женщина могла столько обо мне узнать? Даже Эрону
не была известна вся моя жизнь. Я всегда находил возможность умолчать о своей
приверженности к кандомбле, словно это был пустяк.
Что касается «Одинокого Духа», то, конечно, я сразу понял,
что она имеет в виду. Тот, кто обращается к Одинокому Духу, призывает к себе
чью-то измученную душу – душу из чистилища или привязанную к земле каким-то
горем – и просит, чтобы она помогла ему войти в контакт с богами или духами,
находящимися в другом царстве. Так гласит старая легенда. Столь же старая, как
магия, носящая разные названия в разных странах.
– Да, конечно, ты ведь у нас ученый, – сказала старуха
и улыбнулась, обнажив ровные вставные зубы, такие же желтые, как она сама.
Взгляд ее оживился. – А что у тебя на душе?
– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать это, –
потрясенный, выпалил я. – Вы знаете, что я хочу защитить вашу крестницу.
Уверен, вы смогли разглядеть это в моем сердце.
– Да, жрец кандомбле. И ты видел своих родственников, когда
заглядывал в потир. Разве нет? – Она улыбнулась, но в низком голосе
появились угрожающие нотки. – И они велели тебе отправляться домой в
Англию, иначе ты потеряешь свою английскую душу.
Все сказанное было справедливо и в то же время не было
правдой, о чем я тут же поспешил сообщить колдунье.
– Вы знаете далеко не все, – объявил я. – Нужно
уметь использовать магию в благородных целях. Вы научили этому Меррик?