Если Меррик и сумела прочесть какие-то мои мысли, то не подала
виду.
– Разумеется, – после небольшой паузы заговорила
она, – Эрон подробно рассказал о, как он выразился, «фаустовском обмене
телами», в деталях обрисовал твое новое молодое тело и часто упоминал о
каком-то исследовании, проведенном вами, дабы удостовериться, что душа,
пребывавшая в том теле, покинула его навсегда. Вы ведь с Эроном
экспериментировали, пытаясь связаться с праведной душой, даже рискуя
собственной жизнью?
Я лишь кивнул, не в силах говорить, сломленный отчаянием и
стыдом, и Меррик продолжила:
– Что касается подлого Похитителя Тел, Раглана Джеймса,
который и затеял все это противоестественное действо, то Эрон не сомневался,
что душа этого маленького дьявола растворилась в вечности, вне пределов
досягаемости.
– Это правда, – подтвердил я. – Уверен, досье на
него закрыто, хотя, возможно, так и осталось незавершенным.
Меррик помрачнела, не в силах справиться с эмоциями, однако
уже через секунду сумела-таки взять себя в руки.
– Что еще написал Эрон? – спросил я.
– Он упомянул, что Таламаска неофициально помогла «новому»
Дэвиду вернуть значительные капиталовложения и собственность, принадлежавшие
Дэвиду «старому». Кроме того, он не считал нужным оставлять какие-либо
документальные свидетельства относительно обретения Дэвидом «второй молодости»,
а тем более передавать отчеты об этом происшествии в архивы Лондона или Рима и
до самого конца отстаивал свою точку зрения.
– Почему он не хотел, чтобы обмен телами стал предметом
изучения? – спросил я. – Мы ведь сделали тогда все, что было в наших
силах.
– Эрон считал, что сама возможность обмена телами
представляет слишком большую опасность, но при этом многим может показаться
весьма привлекательной. Он боялся, что материалы угодят не в те руки.
– Разумеется, – согласился я, – хотя в те дни мы
никогда не терзались сомнениями.
– Досье действительно осталось незавершенным, –
пояснила Меррик. – Эрон был уверен, что обязательно тебя увидит. Временами
ему казалось, будто он чувствует твое присутствие в Новом Орлеане, и тогда он
принимался бродить по улицам и искать тебя в толпе.
– Да простит меня Бог...
Прошептав последние слова, я отвернулся от Меррик, склонил
голову и прикрыл глаза рукой. Мой старый друг, мой любимый старый друг! Как мог
я так хладнокровно покинуть его? Почему наш стыд за содеянное часто оборачивается
жестокостью по отношению к невинным? Почему так происходит?
– Продолжай, пожалуйста, – справившись с минутной
слабостью, попросил я. – Ты должна рассказать мне все.
– А ты не хочешь сам прочитать бумаги?
– Попозже, – покачал головой я.
– Эрон однажды увидел тебя в компании Вампира Лестата. Он
определил этот случай словом, которое любил, но которым редко пользовался:
«душераздирающий». – Язык у Меррик начал слегка заплетаться, но голос
зазвучал еще более мелодично, и в нем появился намек на прежний новоорлеанский
французский акцент. – Эрону поручили проследить, чтобы похороны прошли как
полагается. И вот ночью, когда его пригласили на опознание старого тела Дэвида
Тальбота, он заметил молодого человека и стоящего рядом с ним вампира. Эрон сразу
обо всем догадался и впервые в жизни испугался за тебя.
– Что еще? – спросил я.
– Позже, – негромко продолжила Меррик, – когда ты
бесследно исчез, Эрон был уверен, что Лестат насильственно изменил твою
сущность. Только так и никак иначе мог он объяснить, почему ты разом порвал все
связи с прошлым, хотя сведения от банков и агентов определенно подтверждали,
что ты жив. Эрон отчаянно скучал и множество раз решительно заявлял о том, что
ты не мог стать вампиром по собственному желанию. Все свое время в тот период
он полностью посвящал изучению проблем, связанных с белой ветвью клана
Мэйфейров – с Мэйфейрскими ведьмами, – и отчаянно нуждался в твоих
советах.
Я долго не мог найти в себе силы, чтобы ответить. Я не
плакал, потому что вампиры не плачут, а лишь отвел взгляд и принялся
осматривать пустое кафе, но ничего не увидел, разве что размытые силуэты
туристов, плотной толпой двигавшихся по Джексон-сквер. Я прекрасно знал, каково
остаться одному в горестный миг – не важно, где и когда это случается. Теперь я
был один.
Затем я мысленно вернулся к Эрону, другу, коллеге и
напарнику, вспомнил все, что нам довелось пережить, и пред моим мысленным
взором явственно предстал его образ: ясные голубые глаза, доброе лицо. Я
увидел, как он в своем льняном полосатом костюме-тройке не спеша прогуливается
по ярко освещенной Оушэн-драйв в Майами-Бич, резко выделяясь на фоне остальных
людей, словно яркий узор на темной картине.
Меня захлестнула волна боли, но я не сопротивлялся и
полностью отдался в ее власть. Убийство Эрона было связано с тайнами
Мэйфейрских ведьм. И совершили его какие-то вероотступники из Таламаски. Вполне
понятно, почему мой верный друг не предоставил ордену свой отчет обо мне: время
было неспокойное. Доказательством тому служит и тот факт, что сам он в конце
концов стал жертвой предательства со стороны ордена. А потому моя история в его
невероятном архиве так и останется без финального аккорда.
– А еще что-нибудь там было? – спросил я наконец у
Меррик.
– Нет. Больше ничего нового. Так, отдельные дополнения и
нюансы. – Она снова глотнула из стакана. – К концу жизни Эрон был
ужасно счастлив, знаешь ли.
– Расскажи.
– Я имею в виду Беатрис Мэйфейр. Он любил ее. Эрон никогда
не предполагал, что будет счастлив в браке, но тем не менее это случилось. Она
была красивая, общительная женщина, удивительным образом сочетавшая в своем
характере черты троих или даже четверых разных людей. Эрон признался мне, что
никогда прежде не испытывал такой радости, какую дарила ему Беатрис. И конечно
же, она не была ведьмой.
– Очень рад это слышать, – откликнулся я дрогнувшим
голосом. – Значит, Эрон стал, так сказать, одним из них.
– Да, – кивнула Меррик. – Во всех отношениях.
Она пожала плечами. Стакан в ее руке оставался пустым.
Странно, но она не спешила наполнить его вновь. Почему? Возможно, хотела
убедить меня в том, что давно уже перестала быть той великой любительницей
выпить, какой слыла прежде.