— Не забудь, что нам, вероятно, не хватает еще одной жертвы, — тихо сказал он, садясь. — По всей видимости, мы пока не обнаружили жертву номер два. Кого-то упустили.
— А из книжных страниц больше ничего не выжать? — спросила Эрика и поставила дымящуюся кастрюлю на приготовленную на столе подставку.
— Похоже, что нет. Я сейчас больше всего надеюсь на то, что нам удастся найти какую-нибудь зацепку, когда мы получим все данные об аварии Эльсы Форселль. Она стала первой жертвой, и что-то подсказывает мне, что поэтому она самая важная.
— Возможно, ты прав, — заключила Эрика, а потом позвала Анну с детьми. Разговор придется продолжить позднее.
С тех пор как было установлено, что общего между жертвами серийного убийцы, прошло два дня. Первоначальная эйфория улеглась, и ей на смену пришло некоторое уныние. По-прежнему оставалось неясным, почему так велик территориальный разброс. То ли убийца ездил по Швеции в погоне за своими жертвами, то ли успел пожить во всех этих местах? Вопросов было слишком много. Они внимательно изучили весь доступный материал о ДТП, в которых участвовали жертвы, но так и не обнаружили между ними какой-либо связи. Патрик все больше склонялся к тому, что убийства не имеют никакой привязки личного характера, а убийца — просто страшно озлобленный человек, наугад выбиравший жертвы по их деяниям. В таком случае получалось, что убийца не принимал во внимание тот факт, что большинство его жертв чистосердечно раскаивались в содеянном. Эльса жила с чувством вины и искала прощения в религии, Марит больше не притрагивалась к спиртному, Расмус тоже, правда, он и не мог пить в силу физиологических причин, вызванных полученными при аварии травмами. Исключение представлял Бёрье. Тот продолжал пить, водить машину в пьяном виде, и его, казалось, совершенно не волновала девочка, смерть которой осталась на его совести.
Однако пока для полноты картины не хватало еще одной жертвы, делать выводы было невозможно. Когда у него около девяти утра зазвонил телефон, Патрик никак не мог предположить, что разговор даст ему последний кусочек пазла.
— Патрик Хедстрём, — ответил он и прикрыл трубку рукой, чтобы звонивший не слышал, как он зевает, в результате чего сам не уловил имя собеседника.
— Простите, как вы сказали?
— Меня зовут Вильгот Рунберг, я комиссар отделения полиции в Уртбуда.
— Уртбуда? — переспросил Патрик, лихорадочно перебирая в памяти географические познания.
— Это около Эскильстуны, — нетерпеливо ответил комиссар Рунберг. — Но отделение у нас маленькое, мы работаем втроем. — Он покашлял, отвернувшись от трубки, а затем продолжил: — Дело в том, что я сейчас вернулся после двухнедельного отпуска в Таиланде.
— Вот как? — произнес Патрик, не понимая, к чему он клонит.
— Да, поэтому я только сейчас увидел посланный вами запрос.
— Вот как? — повторил Патрик уже с гораздо большим интересом. Он почувствовал, что от напряженного ожидания дальнейшего у него стало сводить пальцы.
— Ну, остальные у меня тут новички и ничего об этом не знали. А я-то сразу узнал признаки нашего дела. Вне всяких сомнений. Я сам расследовал его восемь лет назад.
— Какого дела? — прерывисто дыша, спросил Патрик и крепко прижал трубку к уху, боясь пропустить хоть слово.
— Так вот, у нас тут восемь лет назад был мужчина, который… мне все тогда показалось странным. Но он когда-то злоупотреблял, и… — звонивший смущенно забормотал, видимо, признание совершенной ошибки давалось ему нелегко, — ну, мы все подумали, что у него случился рецидив и он допился до смерти. Но повреждения, которые вы упоминаете… должен признать, что они меня тогда несколько озадачили. — В трубке замолчали, и Патрик понял, чего комиссару стоил этот разговор.
— Как звали мужчину? — спросил Патрик, чтобы нарушить молчание.
— Ян-Улов Перссон. Ему было сорок два года, работал столяром. Вдовец.
— И он когда-то злоупотреблял алкоголем?
— Да, одно время пил по-черному. Когда умерла жена, то… он как с цепи сорвался. Очень печальная получилась история. Однажды вечером он напился, сел за руль и наехал на прогуливавшуюся молодую пару. Мужчина погиб, а Яна-Улова на некоторое время посадили. Но, выйдя на свободу, он спиртного в рот не брал. Вел себя хорошо, работал, заботился о дочке.
— А потом его вдруг нашли мертвым от алкогольного отравления?
— Да, — вздохнул Рунберг. — Как я уже говорил, мы подумали, что у него случился рецидив и он утратил контроль над собой. Обнаружила его десятилетняя дочка, которая утверждала, что встретила в дверях незнакомого мужчину, но мы ей не поверили. Решили, что у нее шок или что она хочет защитить отца… — Голос изменил ему, и в его молчании ощущался глубокий стыд.
— Не было ли возле него какой-нибудь страницы? Из детской книги?
— Я пытался припомнить, когда прочел запрос. Но не помню. Скорее всего, мы не обратили внимания или, вероятно, просто подумали, что она принадлежит девочке.
— Значит, ничего такого не сохранилось? — Патрик сам слышал у себя в голосе разочарование.
— Нет, у нас вообще мало что осталось. Мы ведь думали, что мужик просто перепил. Но я могу прислать то немногое, что есть.
— У вас имеется факс? Можете прислать по факсу? Хотелось бы получить материалы как можно скорее.
— Конечно, — ответил Рунберг. И добавил: — Бедная девочка. Какая жизнь. Сперва, когда она была совсем маленькой, умерла мать и отец попал в тюрьму. Потом она осталась и без отца. А теперь я прочел в газетах, что ее там у вас убили. Снималась в каком-то реалити-шоу. По фотографиям я бы ее никогда не узнал. Лиллемур стала сама на себя не похожа. В десятилетнем возрасте она была маленькой, темноволосой и худенькой, а теперь… да, за прошедшие годы кое-что изменилось.
Патрик почувствовал, что стены вокруг него закружились. Поначалу он не воспринял информацию, но потом вдруг осознал, что именно ему сказал Вильгот Рунберг. Лиллемур, Барби, оказалась дочерью второй жертвы. И восемь лет назад она видела убийцу.
Входя в банк, Мельберг ощущал уверенность и радость, каких не испытывал уже много-много лет. Он всегда ненавидел тратить деньги, а теперь собирался выложить двести тысяч крон, причем без малейшего колебания. Ведь он покупал себе будущее, будущее с Роз-Мари. Стоило ему закрыть глаза, что, по правде говоря, довольно часто случалось в рабочее время, как он чувствовал запах гибискуса, солнца, соленой воды и Роз-Мари. У Мельберга едва укладывалось в голове то, как ему повезло и как сильно изменилась его жизнь всего за несколько недель. В июне они впервые поедут в свою квартиру, а потом останутся там на четыре недели. Он уже считал дни.
— Я хочу перевести двести тысяч, — сказал Мельберг, протягивая кассирше бумажку с номером счета.
Он испытывал некоторую гордость. Не многим удавалось скопить столько при зарплате полицейского, но по капельке, по капельке… и теперь у него образовалась кругленькая сумма. А точнее, чуть более двухсот тысяч. Роз-Мари вкладывала столько же, а остальное, по ее словам, можно было взять взаймы. Но вчера она позвонила и сказала, что нужно действовать быстро, поскольку квартирой заинтересовалась другая пара.