Тепло в дом привносила Марит — теперь Софи ощущала это со всей очевидностью. Ула воплощал собой четкость, чистоту и холод, а Марит — надежность, теплоту, небольшой хаос и счастье. Софи часто задумывалась над тем, что могло изначально привлечь их друг в друге. Как два столь непохожих человека могли встретиться, влюбиться, сочетаться браком и произвести на свет общего ребенка? Сколько Софи себя помнила, это было для нее загадкой.
У нее родилась идея. До прихода отца с работы оставалось чуть больше часа. Софи зашла в спальню Улы, которую прежде он делил с Марит. Она знала, где все находится — в гардеробе, в самом дальнем углу. Большая коробка с тем, что Ула называл «сентиментальной чепухой Марит», но которую пока еще не выбросил. Софи удивляло то, что мама не забрала коробку при переезде, — возможно, ей просто не хотелось ничего брать с собой в новую жизнь. Она хотела забрать лишь Софи, и этого ей бы хватило.
Софи уселась на пол и открыла коробку. Там лежало множество фотографий и вырезок, младенческий локон Софи и пластиковые браслеты, которые им с Марит надели на руки в роддоме в доказательство того, что они принадлежат друг другу. В маленькой баночке что-то бряцало, и, открыв ее, Софи с отвращением обнаружила там два зуба — наверняка ее собственных, но все равно отвратительно.
В течение получаса Софи медленно разбирала содержимое коробки, раскладывая тщательно изученные вещи по полу в аккуратные кучки. Она с изумлением констатировала, что со старых фотографий молоденькой Марит на нее смотрела девочка, как две капли воды похожая на нее саму. Ей никогда не приходило в голову, что они настолько похожи, и это ее обрадовало. Она внимательно всматривалась в свадебную фотографию Марит и Улы, пытаясь отыскать намек на те проблемы, которые ждали их в будущем. Может, они уже тогда знали, что у них ничего не получится? Софи даже подумалось, что, вероятно, так оно и было. Ула выглядел строгим, но довольным, а лицо Марит казалось почти безразличным, словно она подавила в себе все эмоции. Она явно не походила на сияющую от счастья невесту. Газетные вырезки сильно пожелтели и сухо зашуршали, когда Софи за них взялась. Извещение о свадьбе, сообщение о рождении Софи, руководство, как вязать крючком детские носочки, рецепты для праздничных ужинов, статьи о детских болезнях. Софи казалось, будто она держит в руках саму Марит. Она прямо ощущала, как мать сидит рядом с ней и смеется над вырезанными когда-то статьями о том, как лучше чистить плиту и как следует готовить идеальный рождественский окорок. Софи чувствовала, как Марит коснулась ее плеча, когда она достала фотографию матери в роддоме со свертком на руках, из которого виднелось красное сморщенное личико. Марит выглядела на ней такой счастливой. Софи положила руку на плечо, представляя, что накрыла материнскую руку, от которой ей передалось тепло. Но тут в мечты вторглась действительность — Софи ощутила под ладонью лишь ткань своей футболки, а сама рука оказалась холодной как лед. Ула всегда держал температуру в доме на нижнем пределе, чтобы экономить на электричестве.
Дойдя до вырезки, лежавшей на самом дне, она сперва подумала, что этот листок попал сюда по ошибке. Заголовок явно не вписывался в общую тему, и Софи перевернула статью, чтобы посмотреть, нет ли там чего-то более близкого к остальному, но там оказалась только реклама мыла. Софи начала рассеянно читать вступление, и уже через предложение ее пробрало холодом. Не веря своим глазам, она стала читать дальше, пока не проглотила каждую строчку, каждую букву. Этого не может быть. Просто не может.
Софи медленно сложила все обратно в коробку и поставила ее на место в гардероб. Мысли вертелись в голове со страшной скоростью.
— Анника, ты можешь помочь мне с одним делом? — Патрик тяжело опустился на стул.
— Конечно могу, — ответила хозяйка кабинета, глядя на него с беспокойством. — Ты похож на руину, — заметила она, и Патрик не удержался от смеха.
— Спасибо, мне сразу стало гораздо лучше…
Анника, не обращая внимания на его саркастический тон, продолжила воспитывать:
— Поезжай домой и отдохни. Ты в последнее время работаешь просто в нечеловеческом темпе.
— Спасибо, я знаю, — со вздохом отозвался Патрик. — А что прикажешь делать? Два параллельных расследования убийств, журналисты, атакующие нас, как чертова стая волков, да еще одно из расследований указывает на связь, тянущуюся за пределы нашего района. Собственно, с этим я и хочу попросить тебя мне помочь. Не могла бы ты связаться с остальными полицейскими районами страны и поискать либо нераскрытые убийства, либо расследования несчастных случаев или самоубийств, имеющие ряд отличительных особенностей?
Он протянул Аннике список из нескольких пунктов. Та принялась их внимательно изучать, вздрогнула, прочитав последний, и посмотрела на Патрика.
— Ты полагаешь, имеются еще?
— Не знаю, — ответил он, закрыл глаза и помассировал основание носа. — Но мы никак не найдем связи между смертью Марит Касперсен и случаем в Буросе, и я просто хочу удостовериться, нет ли еще подобных дел.
— Ты думаешь о серийном убийце? — спросила Анника с некоторым недоверием.
— Пожалуй, нет. Пока, — ответил Патрик. — Мы вполне могли упустить очевидную связь между жертвами. Хотя, с другой стороны, убийца считается серийным при наличии двух или более однотипных жертв, так что с формальной точки зрения уже можно говорить о том, что мы ищем серийного убийцу. — Он криво усмехнулся. — Только не сообщай этого прессе. Представляешь, какой шум поднимется в нашей дыре. И какие заголовки. «В Танумсхеде орудует серийный убийца». — Он засмеялся, но Аннике, похоже, было не до смеха.
— Я пошлю запрос, — сказала она. — А ты сейчас же поедешь домой. Немедленно!
— Еще только четыре часа, — запротестовал Патрик, хотя больше всего ему хотелось послушаться Анники.
Она обладала такими материнскими качествами, что не только детям, но и взрослым мужчинам хотелось залезть к ней на колени и подставить голову для ласки. Патрик считал колоссальным упущением то, что у нее нет собственных детей. Он знал, что они с мужем на протяжении очень многих лет пытались завести ребенка, но безрезультатно.
— В таком состоянии от тебя все равно нет никакого толка, поезжай домой, отдохни и возвращайся завтра с новыми силами. А с этим я справлюсь, ты же знаешь.
Патрик с минуту поборолся с собой и с лютеранским чувством ответственности, но потом решил, что Анника права. Он чувствовал себя как выжатый лимон и был явно ни к чему не пригоден.
Эрика взяла Патрика за руку и взглянула на него. Когда они проходили вдоль площади Ингрид Бергман, она посмотрела на воду и сделала глубокий вдох. Воздух был холодным, но по-весеннему свежим, и сумерки окрасили горизонт в красный цвет.
— Как замечательно, что тебе удалось сегодня выбраться домой пораньше. У тебя такой усталый вид, — сказала она, прислоняясь щекой к его плечу. Патрик погладил ее по лицу и притянул поближе.
— Я тоже рад, что ушел домой. Собственно, у меня не было выбора, Анника практически выставила меня за дверь.