Первый поцелуй! Как мечтала она о нем! И обстановка была
вполне подходящая – кружились над ними цапли, садилось солнце, где-то вдалеке
слышалась музыка, и скудный пейзаж исполнен был яростной, совсем не умиротворяющей
красоты. Мария сначала притворилась, будто хочет оттолкнуть его, но уже в
следующее мгновение сама обняла его и – сколько раз видела она это в кино, по
телевизору, в журналах! – с силой прижалась губами к его губам, склоняя
голову то налево, то направо, повинуясь ей самой неподвластному ритму, Иногда
язык его дотрагивался до ее зубов, доставляя ей неизведанное и очень приятное
ощущение.
Но он вдруг остановился.
– Ты что, не хочешь?
Что могла она ответить? Не хотела? Конечно, хотела, еще как
хотела! Но женщина не должна изъясняться таким образом, да еще со своим будущим
мужем, а не то он всю жизнь будет считать, что заполучил ее безо всякого труда,
без малейших усилий и что она очень легко на все соглашается. И потому Мария
предпочла вообще промолчать.
Он снова обнял ее, снова прильнул к ее губам – но уже без
прежнего жара. И снова остановился, залившись густым румянцем. Мария догадалась
– что-то пошло не так, но что именно – спросить постеснялась. Взявшись за руки,
они пошли назад и говорили по дороге о предметах посторонних, словно ничего и
не было.
А вечером, с трудом и очень тщательно подбирая слова – она
была уверена, что когда-нибудь все написанное ею будет прочитано, – и не
сомневаясь, что днем случилось нечто очень важное, занесла Мария в дневник:
Когда мы влюбляемся, кажется, что весь мир с нами заодно;
сегодня, на закате, я в этом убедилась. А когда что-то не так, ничего не
остается – ни цапель, ни музыки вдали, ни вкуса его губ. И куда же это так
скоро сгинула и исчезла вся эта красота – ведь всего несколько минут назад она
еще была, она окружала нас?!
Жизнь очень стремительна; в одно мгновенье падаем мы с небес
в самую преисподнюю.
На следующий день она решила поговорить с подругами. Все
ведь видели, как она гуляла со своим ухажером, – согласимся, что одной
лишь любви, пусть хоть самой большой, мало: надо еще сделать так, чтобы и все
вокруг знали, что ты – любима и желанна. Подругам до смерти хотелось
расспросить, как и что, и Мария, взбудораженная новыми впечатлениями,
рассказала обо всем без утайки, добавив, что приятней всего было, когда его
язык дотрагивался до ее зубов. Услышав это, одна из подруг расхохоталась:
– Так ты рот не открывала, что ли?
И мигом стало Марии все понятно – и вопрос паренька, и его
внезапная досада.
– А зачем?
– А иначе язык не просунешь.
– А в чем разница?
– Не могу тебе объяснить. Просто когда целуются, то
делают так.
Задавленные смешки, притворное сочувствие, тайное злорадство
девчонок, которые еще ни в кого не влюблялись. Мария притворилась, что не
придает этому никакого значения, и смеялась со всеми. Смеяться-то смеялась, а в
душе горько плакала. И про себя проклинала кино, благодаря которому и научилась
закрывать глаза, обхватывать пальцами затылок того, с кем целуешься,
поворачивать голову то немного влево, то чуть-чуть вправо, – а самого-то
главного, самого важного там не показывали. Она придумала превосходное
объяснение («Я тогда еще не хотела целоваться с тобой по-настоящему, потому что
не была уверена, что ты и есть – мужчина моей жизни, а теперь поняла...») и стала
ждать подходящего случая.
Но через три дня, на вечеринке в городском клубе, она
увидела, что ее возлюбленный стоит, держа за руку ее подругу – ту самую,
которая и задала ей этот роковой вопрос. И снова Мария сделала вид, что ей это
все безразлично, и героически дотянула до самого конца вечеринки, обсуждая с
подружками киноактеров и других знаменитостей и притворяясь, будто не замечает,
как сочувственно они на нее время от времени поглядывают. И лишь вернувшись
домой и чувствуя – мир рухнул! – дала волю слезам и проплакала всю ночь.
Целых восемь месяцев после этого она страдала, придя к выводу, что не создана
для любви, а любовь – для нее. Даже всерьез стала подумывать, не постричься ли
ей в монахини, чтобы остаток дней посвятить любви, которая не причиняет таких
мук, не оставляет таких рубцов на сердце, – любви к Иисусу.
Учителя рассказывали про миссионеров, отправляющихся в
Африку, и она увидела в этом выход для себя – не все ли равно, раз в жизни ее
нет больше места для чувства?! Мария строила планы уйти в монастырь, а пока
научилась оказывать первую помощь (в Африке, говорят, люди так и мрут), стала
особенно прилежна на уроках Закона Божьего и представляла, как она, точно
вторая Мать Тереза, будет спасать людям жизнь и исследовать дикие леса, где рыщут
львы и тигры.
Так уж получилось, что в год своего пятнадцатилетия Мария,
помимо того что узнала – целоваться надо с открытым ртом, а любовь доставляет
одни страдания, сделала еще одно открытие. Мастурбация. Как всякое открытие,
произошло это почти случайно. Однажды, поджидая мать, она трогала и гладила
себя между ног. Она делала это, когда была еще совсем маленькой, и ощущения
были очень приятные. Но однажды отец застал ее за этим занятием – и сильно
выпорол, не объясняя за что. Полученную взбучку она запомнила навсегда, усвоив
накрепко, что ласкать себя можно, только когда никто не видит, а на людях –
нельзя, но поскольку посреди улицы это делать не будешь, а своей комнаты у
Марии не было, то об этом запретном удовольствии она вскоре благополучно забыла.
Забыла – до этого самого дня, когда со времени неудачного
поцелуя минуло почти полгода. Мать где-то задержалась, делать было нечего, отец
куда-то ушел с приятелем, по телевизору ничего интересного не показывали, и со
скуки Мария принялась разглядывать себя и изучать свое тело – не вырос ли
где-нибудь лишний волосок, который в этом случае следовало немедленно выщипнуть
пинцетом. К собственному удивлению, она заметила чуть повыше того места,
которое в эротических журналах нежно именовалось «норка» или «щелка», маленький
бугорок; прикоснулась к нему – и уже не могла остановиться: удовольствие
становилось все сильнее, а все ее тело – особенно там, где порхали ее
пальцы, – напряглось, словно набухло. Мало-помалу ей стало казаться, что
она просто в раю, наслаждение делалось все ярче и острее, Мария уже ничего не
слышала, перед глазами колыхалось какое-то желтоватое марево, и вот она
содрогнулась и застонала от первого в жизни оргазма.
Оргазм!!