И хотя киноиндустрия существует благодаря именно этим людям,
их не подпускают близко: охранники, размещенные на стратегических высотах,
требуют доказать, что ты проживаешь в отеле или что у тебя назначена здесь
встреча. То есть, если не вытащишь из кармана магнитную карточку, заменяющую
ключ от номера, тебя при всем честном народе вышвырнут вон. Если же у тебя
здесь назначена деловая встреча или ты приглашен в здешний бар, назовись и жди
на глазах у всех, пока охранники по рации запросят ресепшн, правду ли ты
говоришь. Идет проверка, время тянется бесконечно, но вот наконец подтверждение
получено — и тебя, после публичного унижения, допускают в святая святых.
Разумеется, все это не касается тех, кто подкатывает на
лимузине.
Обе дверцы белого «Мауbach'а» распахнуты: одна — водителем,
другая — швейцаром. Объективы фотоаппаратов и видеокамер направлены на Еву, и
хотя никто ее не знает, каждому понятно: дама, подъехавшая в такой машине,
дама, живущая в этом отеле, — птица высокого полета. Может быть, любовница
вот этого седоватого господина, идущего следом за ней, и тогда, если речь идет
о внебрачных связях, есть шанс пристроить эти снимки в какой-нибудь таблоид,
кормящийся на скандалах. А может быть, эта белокурая красавица — иностранная
знаменитость, Доселе неизвестная во Франции. Глядишь, ее фото скоро появятся в
желтом журнальчике, и тогда зеваки испытают законную гордость оттого, что
находились в четырех-пяти шагах от нее.
Хамид Хусейн смотрит на плотную, хотя и не очень
многочисленную толпу, жмущуюся к металлическим барьерам. Он все никак не
постигнет причин такого ажиотажа, ибо у него в стране подобного не происходит.
Однажды он даже осведомился у своего приятеля о том, кто все эти люди.
— Не думай, что здесь одни фанаты, — отвечал
тот. — От сотворения мира человек привык считать, что близость к чему-то
неприкосновенному и таинственному осеняет благодатью. Оттого люди ходят на
поклонение святым местам и отыскивают гуру.
— Это в Каннах-то?
— Да хоть бы и в Каннах. Везде и всюду появление
недосягаемой знаменитости воспринимается как манна небесная, как дар богов.
Особенно если она кивнет или помашет рукой…
Рок-фестивали на огромных площадках напоминают религиозное
действо, собирающее многие тысячи верующих. Люди толпятся у входа в театр,
чтобы увидеть, как пройдут мимо представители Суперкласса. Гигантские толпы
заполняют стадионы, следя за тем, как два десятка молодцов гоняют мячик. А чем
отличаются от икон и образов портреты звезд, висящие и в комнатах подростков, и
в квартирах почтенных домохозяек, и даже в кабинетах топ-менеджеров, которые
при всем своем могуществе завидуют им?
Есть лишь одно различие: в роли верховного судии выступает
публика: сегодня она заходится от восторга, а завтра с жадностью выискивает
скандальные подробности из жизни своего кумира. И говорит: «Бедняга. Хорошо
все-таки, что я — не он». Сегодня звезду боготворят, завтра побивают камнями и
распинают на кресте, причем не испытывая ни малейшего чувства вины или
сострадания.
1:37 РМ
В отличие от других девушек, которые утром явились на
работу, а теперь, уже причесанные и накрашенные, убивают время, пять часов — до
выхода на подиум — с помощью телефонов и плееров, глаза Жасмин устремлены в
книгу. В книгу стихов:
Опушка — и развилка двух дорог.
Я выбирал с великой неохотой,
Но выбрать сразу две никак не мог
И просеку, которой пренебрег,
Глазами пробежал до поворота.
Вторая — та, которую избрал, —
Нетоптаной травою привлекала:
Примять ее — цель выше всех похвал,
Хоть тех, кто здесь когда-то путь пытал,
Она сама изрядно потоптала.
И обе выстилали шаг листвой
И выбор, всю печаль его, смягчали.
Неизбранная, час пробьет и твой!
Но, помня, как извилист путь любой,
Я на развилку, знал, вернусь едва ли.
И ecлu станет жить невмоготу,
Я вспомню давний выбор поневоле:
Развилка двух дорог — я выбрал ту,
Где путников обходишь за версту.
Все остальное не играет роли.
[5]
Да, она тоже выбрала нехоженую тропу. И дорого заплатила за
это, но дело того стоило. Все происходит вовремя. Любовь появилась в тот миг,
когда она больше всего нуждалась в ней — появилась и осталась. И Жасмин
работает ради нее, с нею и ею.
Правильней всего будет сказать: во имя ее.
Ее настоящее имя — Кристина. В своем CV она упоминает, что
ее нашла Анна Дитер, когда ездила в Кению, но иных подробностей намеренно не
указывает, оставляя простор для домыслов — трудное детство, голод, гражданские
войны… А на самом деле эта чернокожая девушка родилась в благополучном
бельгийском Антверпене, хотя ее родители и в самом деле бежали в Европу от
нескончаемой вражды между племенами хуту и тутси.
Когда ей было шестнадцать лет и она вместе с матерью шла по
улице, возвращаясь с очередной уборки, к ним подошел какой-то человек,
извинился, представился фотографом и сказал:
— Ваша дочь необыкновенно хороша собой. Вы не
согласились бы, чтобы она работала со мной в качестве модели?
— Видите эту тяжеленную сумку? В ней — моющие средства:
я работаю день и ночь, чтобы она могла учиться в хорошей школе и впоследствии
получила диплом. Ей всего шестнадцать.
— Самый подходящий возраст, — ответил фотограф,
протягивая свою визитную карточку. — Если надумаете принять мое
предложение, позвоните.
Они пошли дальше, но мать заметила, что Кристина бережно
спрятала визитку.
— Не обольщайся, дочка. Таким, как мы, в этот мир хода
нет. А он всего лишь хочет переспать с тобой.
Этого можно было и не говорить: хотя все
девочки-одноклассницы завидовали ей, а мальчики наперебой приглашали на разные
вечеринки, Кристина твердо помнила, кто она и откуда, а также знала, что выше
головы не прыгнешь.
И это знание не поколебалось даже после того, как
последовало второе приглашение. В кафе какая-то немолодая женщина восхитилась
ее красотой и сказала, что снимает для модных журналов. Кристина поблагодарила,
взяла визитку, пообещала позвонить, хотя совершенно не собиралась этого делать —
при том, что все девочки ее возраста мечтают стать фотомоделями.