Ведьма с Портобелло - читать онлайн книгу. Автор: Пауло Коэльо cтр.№ 18

И ради того, чтобы не трогаться с места, я выдержал долгую и ожесточенную борьбу с самим собой. И мало-помалу снедавшая меня жажда деятельности сменилась созерцательным настроением. Вот тогда я начал слышать голос своей души – или интуиции, или «первичных эмоций», смотря по тому, во что вы верите. И эта часть меня безумно хочет высказаться, но я вечно занят и мне не до нее.

В моем случае не танец, а полнейшее безмолвие, отсутствие 'Малейшего звука, тишина и неподвижность помогли мне вступить в контакт с самим собой. Можете мне не верить, но я нашел ключ к решению многих проблем, не дававших мне покоя, хотя именно в те минуты, когда я сидел здесь, они отодвинулись в какую-то дальнюю даль. Я не увидел Господа, но отчетливо осознал, какие решения следует принять.

Прежде чем уплатить по счету, генеральный предложил мне направить Афину в Дубай, где наш банк открывал свое отделение и риски были значительны. Как первоклассный менеджер, он понял, что я уже усвоил все, что требовалось, и теперь эта сотрудница могла бы принести больше пользы в другом месте. Сам того не зная, он помог мне выполнить мое обещание.

Вернувшись в Лондон, я тотчас предложил Афине новую должность, и она согласилась без колебаний. Сказала, что свободно говорит по-арабски (я знал о ее происхождении). Но работать ей предстоит не с местными, а с иностранцами, ответил я и поблагодарил ее за помощь. Она не проявила ни малейшего интереса к моей барселонской лекции и спросила только, когда ей надо быть готовой к отъезду.

Я и сейчас не знаю, соответствует ли действительности ее рассказ о женихе из Скотланд-Ярда. Будь это так, ее убийцу давно бы уже схватили – ибо я не верю ни единому слову из того, что понаписали газеты насчет этого преступления. Я очень хорошо разбираюсь в финансовом строительстве, я могу даже позволить себе роскошь сказать, что танец помогает банковским клеркам работать лучше, но никогда не пойму, почему лучшая в мире полиция одних убийц хватает, а других оставляет на свободе.

Впрочем, сейчас это уже не имеет значения.

Что говорить, приятно узнать, что моя фотография висела у Афины на почетном месте. Но я не верю, что моя наука могла хоть в чем-то ей пригодиться. Она приехала сюда, в самое сердце пустыни, с трехлетним сыном на руках. Открыла сумку, вытащила магнитофон и села у моего шатра. Я знал, что городские называют мое имя чужестранцам, охочим до местной кухни, и сразу сказал, что, мол, до ужина еще далеко.

– Я не за тем сюда приехала, – отвечала она. – Ваш племянник Хамид – клиент банка, где я работаю, – сказал мне, что вы – мудрец.

– Хамид – молод и глуп. Говорит, что я мудр, но никогда не следует моим советам. Пророк Мухаммед, да пребудет с ним благословение Бога, вот он был истинно мудр.

Потом я указал на ее машину:

– Не стоит водить машину по незнакомой местности. И тем более – без проводника.

Вместо ответа она включила магнитофон. В следующее мгновение я видел только, как эта женщина запорхала над песчаными барханами. Сын глядел на нее с радостным изумлением. Музыка заполняла, казалось, все пространство пустыни. Завершив танец, она спросила, понравилось ли мне.

Я сказал – понравилось. В нашей религии есть ответвление, приверженцы которого танцуют, чтобы встретиться с Аллахом, благословенно будь Его Имя! (Название этого течения в исламе – суфизм. – Прим. ред.)

– Ну, хорошо, – сказала женщина, чье имя было – Афина. – С первых дней жизни я чувствовала, что должна приблизиться к Богу, но постоянно удаляюсь от него. Музыка была одним из путей, ведущих к нему, но этого недостаточно. Всякий раз, как я начинаю танцевать, я вижу свет, и свет этот велит мне идти дальше. Я больше не могу учиться у себя самой – теперь мне нужен тот, кто научит меня остальному.

– Аллах в милосердии своем всегда рядом с нами, – ответил я. – Живи достойно, и этого будет достаточно.

Но слова мои не убедили женщину. Тогда я сказал, что занят и мне надо готовить ужин для туристов, которые скоро появятся. Но Афина ответила, что согласна ждать, сколько надо.

– А ребенок?

– Не беспокойтесь о нем.

Занимаясь обычными своими делами, я то и дело поглядывал на мать и сына: казалось,что они сверстники, – наперегонки носились по пустыне, катались в песке, играли. Тут проводник привел трех немецких туристов. За ужином они попросили пива, и мне пришлось ответить, что вера не позволяет мне ни пить самому, ни подавать другим спиртное. Я пригласил Афину и ее ребенка отведать моего угощения, и один из туристов очень оживился при неожиданном появлении женщины. Сказал, что очень богат, собирается купить здесь земли, ибо верит, что у здешних мест – большое будущее.

– Я тоже в это верю, – отвечала она.

– Так, может быть, мы с вами отойдем в сторонку и без помехи обсудим возможность…

– Нет, – прервала она его и протянула свою визитку. – Если угодно, вот мой банк.

Туристы вскоре уехали, а мы сели у входа в шатер. Мальчик уснул. Я принес одеяла. Мы загляделись на звездное небо. Долгое молчание прервал ее вопрос:

– Так почему же Хамид считает вас мудрецом?

– Потому, должно быть, что я наделен большим терпением, нежели он. В свое время я пытался преподать ему свое искусство, но Хамида интересовало только, как бы заработать – побольше и побыстрее. Теперь, наверно, он уверен, что мудрее меня: у него есть квартира и яхта, а я сижу посреди пустыни, обслуживая редких туристов. Ему невдомек, что мне нравится то, что я делаю.

– Боюсь, вы ошибаетесь: было бы невдомек – не стал бы рассказывать о вас всем и каждому, причем – с большим уважением. А что вы называете «своим искусством»?

– Сегодня я видел, как ты танцуешь. Я делаю то же самое, только движется не тело, а буквы, – ответил я.

Мои слова удивили ее.

– Я приближаюсь к Аллаху – благословенно будь Его Имя! – через каллиграфию, через поиски совершенного смысла для каждого слова. Одна-единственная буква требует, чтобы мы вложили в нее всю таящуюся в ней силу – так, словно мы вырезаем или высекаем ее значение. И когда священные тексты будут написаны, в них пребудет душа человека, послужившего орудием для того, чтобы они распространились по всему свету. И не только священные тексты – все, что мы доверяем бумаге. Ибо рука, выводящая строчки, есть отражение души пишущего.

– Вы научите меня тому, что знаете сами?