Бленхайм-роуд — одна из самых красивых улиц Уэйкфилда. Здесь росли большие мощные деревья и просторные дома стояли в глубине своих собственных маленьких участков.
Номер двадцать восемь не был исключением — большой старый дом, разделенный на несколько квартир.
Избегая луж, я пересек площадку, ведущую ко входу, и вошел внутрь. В окна парадного были вставлены витражные стекла. Во всем доме пахло, как в старых церквях зимой.
Дверь с номером пять находилась на втором этаже, направо.
Я посмотрел на отцовские часы и позвонил. Звонок издал мелодию «Тубьюлар Беллз» Майка Олдфилда, и, когда дверь отворилась, я думал об «Экзорцисте»
[25]
.
Женщина средних лет протянула мне руку. Она была одета в деревенскую блузу и деревенскую юбку и, казалось, сошла прямо со страниц «Йоркшир лайф».
— Мэнди Уаймер, — сказала она. Мы обменялись коротким рукопожатием.
— Эдвард Данфорд из «Йоркшир пост».
— Пожалуйста, проходите. — Она вжалась в стену, когда я проходил мимо, затем, оставив входную дверь приоткрытой, пошла за мной по мрачному коридору, на стенах которого висели мрачные картины, в просторную мрачную комнату с большими окнами, за которыми стояли огромные деревья. В углу стоял кошачий туалет с песком, которым пропахла вся комната.
— Пожалуйста, садитесь, — сказала дама, указывая на дальний угол большого дивана, на который было наброшено разноцветное покрывало.
Консервативная внешность этой женщины никак не вязалась ни с восточно-хипповым интерьером, ни с ее профессией.
Очевидно, мне не удалось скрыть свои мысли.
— Мой муж был турок, — сказала она вдруг.
— Был? — переспросил я, включая в кармане диктофон «Филипс».
— Он уехал обратно в Стамбул.
Я не смог сдержаться:
— И вы это не предвидели?
— Я — не гадалка, мистер Данфорд, я — медиум.
Я сел в дальний угол дивана, чувствуя себя полным кретином и не в состоянии придумать, что бы еще сказать.
В конце концов я нашелся:
— Кажется, я не произвел на вас хорошее впечатление.
Мисс Уаймер быстро встала со стула.
— Чаю выпьете?
— С удовольствием, если вам не сложно.
Женщина почти выбежала из комнаты, внезапно остановившись в дверях, как будто на ее пути выросла стеклянная стена.
— От вас так сильно пахнет тяжелыми воспоминаниями, — тихо сказала она, стоя ко мне спиной.
— Простите?
— Смертью. — Она стояла в дверях, ухватившись за дверной косяк, бледная и дрожащая. Я встал.
— С вами все в порядке?
— Я думаю, вам лучше уйти, — прошептала она, сползая по косяку на пол.
— Мисс Уаймер… — Я пошел к ней через комнату.
— Пожалуйста! Нет!
Я протянул руку, пытаясь поднять ее.
— Мисс Уаймер…
— Не трогайте меня!
Я отпрянул. Женщина свернулась калачиком.
— Извините, — сказал я.
— Ой как сильно, — простонала она.
— Что — сильно?
— Ты ведь весь увяз в этом.
— В чем? — закричал я, рассердившись, думая о Би-Джее, о всех днях и ночах, проведенных в наемных квартирах в обществе психически нездоровых людей. — В чем, скажите мне?
— В ее смерти.
Воздух внезапно стал густым и смертельно ядовитым.
— Да что вы такое несете, мать вашу? — Я снова пошел на нее, в ушах у меня стучала кровь.
— Нет! — завопила она, отползая от меня на заднице по коридору, растопырив руки и ноги. Ее деревенская юбка задралась вверх. — О господи, нет!
— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — закричал я, бросаясь по коридору за ней вслед. Она с трудом поднялась на ноги, умоляя:
— Пожалуйста, пожалуйста, оставьте меня в покое.
— Подождите!
Она вбежала в комнату и захлопнула дверь перед моим носом, прищемив на секунду в петле пальцы моей левой руки.
— Старая сука! — заорал я, пиная и колотя закрытую дверь. — Чокнутая сука!
Я остановился, сунул ноющие пальцы в рот и начал сосать их.
В квартире воцарилась тишина.
Я прислонился головой к двери и тихо сказал:
— Мисс Уаймер, пожалуйста…
Из-за двери доносились испуганные рыдания.
— Пожалуйста, мисс Уаймер. Мне нужно с вами поговорить.
Я услышал звуки передвигаемой мебели — она пыталась забаррикадировать дверь шкафами и комодами.
— Мисс Уаймер?
И тут через множество слоев дерева до меня донесся слабый голос, голос ребенка, шепчущегося под одеялом со своим другом.
— Расскажи им о других…
— Простите?
— Пожалуйста, расскажи им и о других.
Я прислонился к дверям, почувствовал вкус лака на губах.
— О каких других?
— О других.
— Каких таких других, мать твою? — закричал я, дергая и выворачивая дверную ручку.
— О тех, кто лежит под этими красивыми новыми коврами.
— Заткнись!
— Под травой, которая проросла в трещинах и между камнями.
— Заткнись! — Кулаки — в дверь, руки — в кровь.
— Скажи им. Пожалуйста, скажи им, где они.
— Заткнись! Заткнись, мать твою!
Голова у двери. Волна шума откатилась. В квартире — тишина и темнота.
— Мисс Уаймер? — прошептал я.
Тишина, темная тишина.
Я вышел из квартиры, облизывая и обсасывая костяшки пальцев, и заметил, что дверь квартиры напротив чуть приоткрылась.
— Не суй свой чертов нос, куда не надо! — заорал я, побежав вниз по лестнице. — Если не хочешь, чтобы тебе его оттяпали к чертовой матери!
Девяносто миль в час — как будто за мной гонится привидение.
Газ в пол по шоссе М1, изгоняя Духов Прошлого и Настоящего города Уэйкфилда.
В зеркале заднего обзора — зеленый «ровер», плотно присевший мне на хвост. Я, сходя с ума от страха, вижу в нем «штатскую» полицейскую машину.
Глаза — высоко в небо, еду в жирном брюхе кита, небо — цвета его серой плоти, голые черные деревья — его мощные кости, сырая тюрьма.
Взгляд в зеркало — «ровер» нагоняет.