Шопинг в воздушном замке - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Донцова cтр.№ 65

Курсе на втором нам с Милкой велели подготовить совместное выступление для новогоднего концерта, на который традиционно приглашались родственники и знакомые студентов. Я должна была щипать арфу, а Милка играть на скрипке. Репетируя в классе, мы никак не могли добиться нужного звучания, педагог постоянно высказывал недовольство, и мы с Милкой решили удвоить усилия.

– Приходи ко мне вечером, – предложила она, – попробуем разобраться, что у нас не так.

Я прибежала к Миле и была поражена красотой ее жилища. Учтите, я ведь воспитывалась в очень обеспеченной семье, не знала ни голода, ни бедности. Однако и в роскоши не купалась. Трехкомнатная квартира генерала Романова по советским понятиям считалась шикарной, у меня была своя комната, а у родителей спальня. А многие из моих знакомых раскладывали кровать на кухне, единственную комнату их квартиры перегораживала ширма: справа спали папа с мамой, слева бабушка. Одним словом, семья Романовых считалась очень благополучной, но, войдя в прихожую Милы, я не удержалась от возгласа:

– Ну и ну!

Повсюду сверкали золото и бронза, сиял хрусталь. Полдник нам подала домработница в белом фартуке. Она принесла тарелку с деликатесной сырокопченой колбасой, потрясающее печенье в жестяной коробке и никогда не виданные мною конфеты с портретом Моцарта.

– Ты прямо как королева живешь! – вырвалось у меня.

Милка нахмурилась, а потом заплакала. Испуганная и удивленная реакцией сокурсницы, я принялась утешать Сапрыкину, а она неожиданно рассказала о своем детстве.

До двенадцати лет Мила была абсолютно счастлива. Она ездила с родителями по разным странам, училась в школах при советских посольствах. Потом сладкая жизнь завершилась. Едва девочке исполнилось тринадцать, ее отправили в Москву. Бабушек и дедушек у Сапрыкиной не было, Милку поместили в интернат, где жили дети дипломатов. Советские законы были строги – подростку не разрешалось находиться вместе с отцом и матерью за кордоном, и местную школу, куда ходило коренное население, ему бы никогда посещать не позволили. Дети могли воссоединяться с родителями-дипломатами лишь на время летних каникул. Мила очень страдала в привилегированном приюте, с нетерпением ждала конца мая, чтобы улететь за границу. Мать с отцом изо всех сил пытались скрасить существование дочери, с любой оказией передавали ей посылочки и чеки, чтобы Милка ходила в «Березку» [4] и ни в чем себе не отказывала. Помнится, покидая Милкину квартиру, набитую роскошными вещами, я подумала: «Уж лучше без французских духов и импортных шмоток, зато с родными. Бедная Сапрыкина! Маму никакими деликатесами не заменишь».

Понимаете, почему я насторожилась, когда Григорий, рассказывая про возвращение Паши из Анголы, упомянул про его аттестат на иностранном языке. И очень странно, что обеспеченные дипломаты отдали единственного сына в затрапезную школу в спальном районе Москвы.

Думаю, дело обстояло так. Павлу не повезло, как Лене и Кате, он попал не в хороший детдом к сострадательному директору Вадиму Петровичу, а очутился в Гоптеве, в интернате с волчьими порядками. Одного человека испытания ломают, другого закаляют и делают хитрым и изворотливым. Наверное, Паша спал и видел свой побег из ужасного места, мечтал стать богатым, но понимал: ему будет в сто раз труднее, чем остальным, карьеру придется начинать не с нуля, а с минуса. А еще он очень боялся, что кто-нибудь узнает про врожденный сифилис или увидит аттестат об окончании школы при гоптевском спецприюте.

Я не знаю, где Паша раздобыл деньги, но он, очевидно, договорился с председателем сельсовета. Митрич обронил фразу, что Иван, пришедший на смену честной Марусе, брал взятки. Деньги в конверте – и Паша из Быкина стал Брыкиным (всего-то одна буква к фамилии прибавилась!), а еще его прописали у Нинки Косой. Не было ни трехэтажного особняка, ни пожара, все выдумка. С фантазией у Павла полный порядок, и в уме ему Господь не отказал. Не зря приютский мальчик выбрал для местожительства мифических родителей Анголу. Насколько я знаю, эту страну постоянно сотрясали революции, гражданские войны, перевороты, смена власти. Небось там никаких архивов не осталось, можно смело врать про аттестат местного учебного заведения. Вот только одна маленькая деталь – первый же запрос в МИД, и придет ответ: никакие Брыкины в Анголе не служили, но рядовой гражданин (сосед по дому, коллега по работе, приятель, одноклассник) никогда не станет обращаться в Министерство иностранных дел. Ох и хитер Брыкин! Чтобы получить нормальный аттестат, он нашел заурядную школу, устроился туда небось тоже за мзду, а в институт его пристроила Алена Зверева. Брыкину протежировал сам декан факультета, анкету такого абитуриента проверке не подвергали...

– В Гоптеве остались люди, дружившие с Брыкиным? – спросила я у Влады.

Хозяйка призадумалась.

– Не знаю, он тут давно не показывается, последний раз на похороны Нинки явился. Впрочем, может, Ритка знает?

– Зря она губу раскатала, – в своей грубоватой манере вступил в разговор Митрич, – Фомина думала, Паша ей за пособничество верностью отплатит. Дуры вы бабы! Не взял он Ритку замуж!

– А вы, мужики, сплетники страшные, – не сдержалась Владя. – Папа, зачем ты глупости повторяешь?

– Я дело говорю.

– Сам видел?

– Нет, Михаил рассказал.

– А он откуда узнал?

– Ему Настя Величкина натрепала.

– Она где новость взяла?

– За Ритой наблюдала. Думала, та к ее мужику подбирается, вот и приметила, как Паша с Фоминой тело к реке волокут. Сама ведь знаешь, все село шумело – Нинку хоронить надо, а тут еще одна покойница.

– Погодите! – взмолилась я. – Ничего не понимаю, объясните по порядку!

Владя встала и отошла к буфету.

– Сплетни это. Чего народ не наврет...

– Пожалуйста, – начала я ее упрашивать, – мне важна любая деталь!