– Если эмульсия затвердела, ее можно снова
расплавить? – спросил Григорий.
Я с уважением посмотрела на Селезнева. А он не
такой уж дурак!
– Конечно, – закивал Сидя, – легко. Нужно
просто осуществить процесс нагревания, и желе станет вязким.
– Шикарно! – закричала я. – Павел, сейчас ты
будешь свободен. Ой, простите, вас освободят.
– Можешь и дальше тыкать мне в лицо, даже в
присутствии подчиненных, – простонал Брыкин, – только сдери эту мерзость.
– Нагреваем Павла! – скомандовала я. – Доводим
его до повышенной температуры.
– Как? – задал разумный вопрос Сидя. – Есть
методика?
– В бане! Паром! – выдвинула я предложение.
– Может, отвезти Пашу в Сандуны? – дополнил
его Мотя.
– Не позволю над собой издеваться! – взвыл
Брыкин. – Через всю Москву с яичницей на морде не поеду.
– Значит, не так уж ты хочешь от этой фигни
избавиться, – заявил Григорий. – Если есть страстное желание, то на все
пойдешь, голым по Тверской побежишь, руками бетонный блок поднимешь, вот!
Я покосилась на Григория: однако Селезнев не
такой уж и мямля, вон какое заявление сделал! К тому же он ханжа. Смотрел на
меня осуждающе, когда я произнесла «ни фига себе», а сам употребляет слово
«фигня». Мне не нравятся люди с двойным стандартом поведения, которые запрещают
вам пить вино, а сами по ночам втихаря прикладываются к бутылке.
– Бог с ней, с парной, – оживился Мотя, – не
надо никуда ехать. Кипяток! Лика, поставь чайник!
Я ринулась к плите.
– Зачем тебе кипяток? – спросил Сидя.
– Элементарно просто, – с улыбкой довольного
ребенка пояснил Мотя, – выльем ее на яичницу.
– И что будет? – вздохнул Исидор. – Мотя, ты
не предусмотрел всех последствий.
– С ума сошел? – заорал Паша. – Там мое лицо!
Живое!
– Да, я не учел некоторых деталей, –
разочарованно признал Мотя. И тут же радостно заулыбался: – СВЧ-печь!
– У нас ее нет, – парировал Исидор. – Я не
доверяю источникам излучения, они убивают мозговую активность.
– У меня есть печка, – нехотя признался Мотя.
– Ты купил камеру смерти? – подскочил Исидор.
– А мне не сказал?
– Подарили на День Победы, – неуверенно
ответил Мотя, – как ветерану.
– Выбрось немедленно! – приказал Исидор.
– Если Паша поместит голову в печку, – Мотя
проигнорировал приказ друга, – мы поставим маленькое время, и получится чудно.
– После того как одна глупая американка решила
высушить в СВЧ-печке кота, а вынула оттуда его трупик, изготовители стали
писать в инструкции: «Использовать только для приготовления пищи», – быстро
сказала я. – У нас и правда может получиться «камера смерти»!
– Не хочу! – заорал Брыкин. – С ума посходили?
Думайте! Гриша! Эй, Гриша!
Селезнев не отвечал, я смекнула, что вдовец
пошел в туалет, на кухне его сейчас не было.
– Шевелите мозгами! – замотал головой Павел. –
Не сидеть же мне так, пока яичница протухнет!
– Нагреть духовку, и пусть Павел туда башку
засунет... – Мотя потер руки.
– Утюг на глазунью поставить... – задумчиво протянула
я. – Или подуть феном...
– Обмотать голову пластиковым мешком,
приклеить его к шее, привязать шланг и подать по нему газ от выхлопной трубы
машины... – воодушевился Мотя.
– Если поблизости есть парикмахерская, можно
использовать сушку для волос, – предложила я «дамский» вариант.
– Глупости! – безапелляционно отмел эту идею
Мотя.
– А удушить Павла выхлопными газами умно? – не
осталась я в долгу.
– Олечка ухаживала за своим лицом, – ни к селу
ни к городу вдруг изрек Исидор. – Делала маски – допустим, растирала желток с
маслом, наносила на кожу и ждала полчаса.
– Предлагаешь считать происходящее
косметической процедурой и надеяться на благотворный эффект? – обозлился
Брыкин. – Занятие, достойное Клары. Это она постоянно Гришке внушала: не
дергайся, все приходит лишь к тому, кто умеет ждать. Сделала из Гришки тряпку,
ноги об него вытирала. Снимите эту гадость!
– У Олечки, – не обращая внимания на Брыкина,
продолжал Сидя, – была машинка, чтобы кожу распаривать. Пластиковый шар с
отверстием.
– Аппарат для чистки! – подпрыгнула я. – Он
нагревается, выделяется пар, который расширяет поры. Где вы храните
замечательный прибор?
– В библиотеке, – ответил Сидя. – Если тебя не
затруднит, принеси его, он стоит в собранном виде за диваном, который находится
возле торшера.
Последние слова я услышала на бегу. Странный,
однако, вопрос задала я математику по поводу местонахождения косметического
аппарата. Ясное дело, что в этом доме он непременно должен был пребывать в
непосредственной близости от произведений Апулея, Тацита и Гомера! Конечно, не
в ванной же его держать, там живет автоматическое тестомесительное устройство.
В библиотеке витал одуряющий аромат – в
букете, который поместил в вазу Григорий, было несколько белых лилий. Я начала
отчаянно чихать, моментально заломило виски. Вот моя подруга Катюша обожает
вонючие растения, а у меня от них начинается сенная лихорадка. Надо поскорее
отыскать нужный прибор и бежать отсюда. Я сделала пару шагов по направлению к
дивану и наткнулась на странного вида темный столик. Он зашевелился.
– А-а-а! – заорала я.
– Не надо шуметь, – сказал столик и
выпрямился.
– Григорий, что ты тут делаешь? – возмутилась
я.
– А ты? – немедленно задал вопрос Селезнев.
– Пришла за аппаратом для распаривания кожи,
он за диваном.
– А мне пришла в голову идея про синюю лампу,
которой детям насморк лечат. Слышала про такую?
Я улыбнулась, припоминая:
– Да-да, такой рефлектор с синей лампой. Его
подключают к розетке, ребенок подносит его к лицу, и приятное тепло нагревает
нос. У нас тоже был такой, помогал лучше капель.
– Он где-то тут, – закряхтел Григорий, – под
Новый год я его видел.
Я встала на колени и заглянула под диван и
кресла. В конце концов сказала: