Тарантул - читать онлайн книгу. Автор: Тьерри Жонке cтр.№ 14

Варнеруа ответил почти сразу. Он тотчас же узнал голос Евы. Ришар стоял за ней, готовый нанести удар.

— Ева, дорогая, — ворковал гнусавый голос в трубке, — вы оправились после нашей последней встречи? И вам нужны деньги? Как это мило с вашей стороны, что вы позвонили старику Варнеруа.

Ева предложила встретиться. Он, обрадовавшись, заявил, что явится через полчаса. Варнеруа был сумасшедшим типом, которого Ева сняла как-то ночью на бульваре Капуцинов, в те времена, когда Ришар еще заставлял ее выходить на панель и заманивать клиентов. Вскоре их, то есть клиентов, оказалось достаточно, чтобы два раза в месяц, как того требовал Ришар, устраивать сеансы в квартире на Годо-де-Моруа. Они звонили сами, и Ришар мог выбирать тех, кто наилучшим образом соответствовал его цели: как можно больнее унизить молодую женщину.

— Постарайся быть на высоте, — усмехнулся он.

Он вышел, громко хлопнув дверью. Она знала, что теперь он будет следить за ней по ту сторону зеркала без амальгамы.

То, что заставлял ее делать Варнеруа, исключало возможность более частых встреч, так что Ева звонила ему только в те вечера, когда у Вивианы случался кризис. Варнеруа прекрасно понимал, что должна испытывать к нему молодая женщина, и после того, как она несколько раз отказывала ему по телефону он смирился и согласился оставить свой номер, по которому Ева могла позвонить сама, когда оказывалась готова удовлетворить его каприз.

Варнеруа явился в весьма игривом настроении. Это был маленький человечек с младенчески розовой кожей, с заметным брюшком, ухоженный и очень любезный. Он снял шляпу, аккуратно сложил пиджак и расцеловал Еву в обе щеки, затем открыл сумку, из которой извлек хлыст.

Повинуясь просьбе Варнеруа, Ева исполнила несколько па какого-то нелепого танца. Щелкнул хлыст. Ришар по ту сторону зеркала хлопал в ладоши. Несколько раз он расхохотался, но почему-то на этот раз у него не возникло того ощущения, ради которого он все это затевал. Внезапно, почувствовав отвращение, он понял, что больше не в силах выносить это зрелище. Страдания Евы, которая полностью принадлежала ему, чью судьбу и саму жизнь определял он сам, вдруг вызвали в нем нестерпимую жалость. Смеющаяся физиономия Варнеруа оскорбила его настолько, что, не удержавшись на месте, он ворвался в соседнюю квартиру.

Потрясенный этим вторжением, Варнеруа застыл с раскрытым ртом, подняв руку с хлыстом. Лафарг вырвал у него хлыст, схватил за шиворот и вытолкал в коридор. Ничего не понимая, безумец таращил глаза; онемев от удивления, он скатился по лестнице, не задавая вопросов и не потребовав назад уже уплаченные деньги.

Ришар и Ева остались одни. Она в изнеможении упала на колени. Ришар помог ей подняться и помыться. Она натянула свитер и джинсы, которые были на ней, когда он застал ее играющей на пианино.

Не говоря ни слова, он отвез ее обратно на виллу, помог раздеться и уложил на постель. Осторожными, ласкающими движениями он смазал ей раны мазью и приготовил горячий чай.

Он прижимал ее к себе, поднося к губам чашку, из которой она пила маленькими глотками. Потом он поправил одеяло на ее груди, погладил по волосам. В чай было подмешано снотворное: она быстро заснула.

Он покинул ее спальню, вышел в парк и направился туда, где виднелась вода. На синей глади спала пара лебедей; спрятав изогнутую шею под крыло, она, изнеженная и хрупкая, прильнула к сильному телу спутника.

Какое-то время он любовался их спокойствием, завидуя этой безмятежности, которая словно смягчала и его страдания. Потом он заплакал. Он вырвал Еву из рук Варнеруа и понимал теперь, что эта жалость — он называл это жалостью — до основания разрушила его ненависть, безграничную, беспредельную ненависть. А между тем ненависть была единственным смыслом его жизни.

Тарантул часто играл с тобой в шахматы. Он долго размышлял, прежде чем решиться и сделать какой-нибудь ход, возможность которого не приходила тебе в голову. Порой он импровизировал и предпринимал атаки, не заботясь о защите, таков был стиль его игры, импульсивной, но безошибочной.

В один из дней он убрал цепи и вместо убогого ложа, на котором тебе до сих пор приходилось спать, поставил диван. Теперь тебе оказалось доступно счастье спать там, и можно было проводить целые дни, вытянувшись на шелковых подушках и наслаждаясь их мягкостью. Тяжелая дверь подвала по-прежнему оставалась крепко-накрепко заперта…

Тарантул приносил тебе сласти, сигареты светлого табака, осведомился о твоих музыкальных вкусах. Ваши беседы протекали в игривом тоне. Этакая светская болтовня. Он подарил тебе видеомагнитофон и приносил кассеты с фильмами, которые вы смотрели с ним вместе. Он заваривал чай, готовил для тебя настои из трав, а когда чувствовал, что тебе становится грустно, открывал бутылку шампанского. Как только бокалы оказывались пусты, он наполнял их снова.

Тебе больше не приходилось ходить без одежды: Тарантул подарил тебе вышитую шаль, замечательная вещь в нарядной упаковке. Твои тонкие пальцы разорвали бумагу, подарок доставил тебе огромное удовольствие.

Закутавшись в шаль и свернувшись клубочком на подушках, можно было курить американские сигареты или сосать медовые леденцы в ожидании ежедневного визита Тарантула, который никогда не являлся без подарка.

Казалось, его щедрость в отношении тебя не имеет пределов. Однажды дверь подвала открылась. Он с трудом толкал перед собой тележку на колесиках, на которой громоздилось что-то невероятно огромное. Он улыбался, разглядывая атласную бумагу, розовую ленту, букетик цветов…

Заметив твое удивление, он напомнил, какое было число: двадцать второе июля. Да, твой плен длился уже десять месяцев. Тебе исполнился двадцать один год… При виде этого подарка невозможно было сдержать радость и возбуждение. Тарантул помог тебе разорвать ленту. По форме без труда удалось угадать: пианино, настоящий «Стенвей»!

Огрубевшие пальцы стали слушаться не сразу, но все-таки тебе удалось что-то сыграть. Блестящим это исполнение назвать было нельзя, но на глазах показались слезы радости.

И ты, ты, Винсент Моро, домашнее животное этого чудовища, ты, собачонка Тарантула, его обезьянка или попугайчик, ты, звереныш, которого он сломал, стал целовать ему руку, смеясь во весь рот.

И тогда, во второй раз, он дал тебе пощечину.

Алекс умирал от скуки в своем укрытии. Осовев от бесконечного сна, с опухшими глазами, он дни напролет проводил перед телевизором. Он предпочитал больше не думать о будущем и старался занять себя, чем только мог. Его теперешняя жизнь разительно отличалась от пребывания в провансальской хижине: он с маниакальной старательностью занимался хозяйством, мыл посуду. Все сияло невероятной чистотой. Он до блеска натирал паркет, чистил кастрюли и сковородки.

Бедро уже почти не болело. Рана постепенно затягивалась, и, хотя шрам нестерпимо зудел и чесался, болезненных ощущений не было. Повязку заменил обыкновенный компресс.