— Свобода! Ах, как сладок твой вкус! Отличная работа, моя
смертная кукла-марионетка! Превосходная работа! — Он одарил заклинателя чуть ли
не нежным взглядом. — За это ты получишь от меня бесценный подарок — я уверен,
за последние дни ты по нему истосковался! Сон! Глубокий освежающий сон способен
творить чудеса! Кстати, когда проснешься, окажи мне еще одну услугу: отыщи
источник магии враадов — эту омерзительную книгу — и сожги ее! А сейчас —
спать!
Дрейфитт рухнул на пол.
Бросив последний презрительный взгляд на комнату, которая
была его темницей, Темный Конь встал на дыбы, открыл туннель в иное измерение и
исчез.
Когда день уже готовился прийти на смену ночи, объект
тревожных поисков Темного Коня появился в другом месте. Это помещение являлось
полной противоположностью той тесной клетке, куда заперли Темного Коня. Оно
было чуть поскромней личных покоев короля Меликарда, но не менее изящно
отделано и вполне достойно царственной особы.
Сумрак провел пальцем по краю массивной золоченой кушетки.
На пальце собралась пыль. Волшебник остался доволен. Сюда уже много лет никто
не входил.
Россказни трактирщика оказались правдой. Эти покои некогда
принадлежали лорду Грифону, легендарному птицельву, правителю Пенаклеса —
легендарного Города Знаний. Грифон был ему то другом, то соперником — в
зависимости от того, какая сила владела Сумраком. Грифон понимал его лучше
всех, за исключением разве что Темного Коня. Стирая пыль с кончика пальца,
волшебник почувствовал, что чуть ли не скучает по бывшему сопернику.
Ходят слухи, что Грифон сейчас за Восточными морями,
участвует в какой-то бесконечной войне. Генерал Тоос, которого Грифон оставил
управлять Пенаклесом во время своего отсутствия, отказался возложить на себя
королевскую мантию, несмотря на мольбы придворных. Вместо этого Тоос объявил
себя регентом Пенаклеса. Он пользовался властью, равной королевской, но
собирался отказаться от нее в пользу Грифона, когда тот вернется.
Сумрак обошел комнату по кругу, изучив по очереди все
предметы, которые здесь находились. По обе стороны от входа стояли два железных
человека. Это были големы — одушевленные статуи, изготовленные прежним
властителем Пенаклеса для охраны своих личных покоев. Поразительно быстрые и
подвижные, големы мгновенно убили бы волшебника, если бы он не знал, как с ними
обходиться. Нужно было произнести слова, вложенные, как пароль, в самую
сердцевину их сущности — услышав их, големы замирали, точно статуи. Сумрак
произнес эти слова, после чего окончательно материализовался. Он воспользовался
тем, что Грифон некогда посвятил его в свои секреты. Волшебник довольно хмыкнул
и подошел к стене, на которой висел предмет его поисков: большой, затейливо
расшитый гобелен, изображающий Пенаклес.
Это была древняя вещь, древнее самого волшебника. Сумрак
осторожно притронулся к ней. Регент не забрал гобелен, он оставил его висеть
здесь, и это говорило о многом. Генерал Тоос не скрывал своей неприязни к
магическим предметам, хотя и мирился с их присутствием.
Сумрак, склонившись, стал внимательно рассматривать гобелен.
На нем можно было различить каждую улицу, каждый дом Пенаклеса. Несмотря на то,
что он был выткан во времена основания Города Знаний, на нем были изображены и
совсем новые дома. Впрочем, сам гобелен был лишь мостиком к еще большему чуду.
— Сколько лет прошло, а ты все такой же безотказный, —
прошептал Сумрак. Создатель этого шедевра был поистине гением — даже Сумрак
признавал это.
Он изучал гобелен несколько минут, отыскивая нужную отметку.
Она менялась со временем, как менялся и весь город. Иногда
она выглядела как изображение книги, иногда — как буква. Немало символов
сменилось за эти века, и многие из них были весьма замысловатыми.
« Как бы мне пригодились твои зоркие глаза, лорд Грифон! Уж
ты-то всегда умел разглядеть нужный символ с первого взгляда!»
И тут его взгляд наткнулся на крошечный изогнутый флажок.
Только Сумрак, единственный из всех ныне живущих, встречал такой символ раньше.
На лице его промелькнула улыбка.
— Ну и мрачный же у тебя юмор! — обратился он к гобелену. —
Даже мой… мой отец восхитился бы им!
Отец. Волшебника передернуло. Не все возвратившиеся
воспоминания были приятными.
Он вновь нашел значок и слегка потер его пальцем. Комната
внезапно дрогнула и расплылась. Покои Грифона сменились длинным коридором.
Потом гобелен исчез. Волшебник оказался в коридоре, уставленном бесконечными
полками с книгами — толстыми томами, похожими друг на друга по размеру и цвету.
Гобелен действовал по-прежнему. Сумрак стоял в легендарных
Библиотеках Пенаклеса, которые возникли даже раньше самого города. Память постепенно
возвращалась к Сумраку — он вспомнил странное подземное здание под Пенаклесом,
которое никогда не оставалось на одном месте. Его происхождение было неизвестно
даже Грифону. Сумрак предполагал, что оно, как и чары, использованные колдуном
Меликарда, осталось от давно ушедшей в небытие расы враадов.
Здесь не было ничего, кроме бесчисленных книжных томов.
Коридор, в котором стоял волшебник, и другие, видневшиеся впереди, освещались
непонятным образом. Полы были покрыты отшлифованными мраморными плитами. Полки
казались совсем новыми, хотя Сумрак знал, что это далеко не так. Здесь, в
Библиотеках, время словно остановилось.
— Наконец-то ты вернулся.
Перед Сумраком стоял крохотный яйцеголовый человечек в
простой суконной одежде. Руки у него были такие длинные, что почти касались
пола, — может быть, из-за удивительно коротких ножек. С головы человечка
свисала одинокая прядь волос.
Это был гномс — может быть, единственный гномс в мире.
Насколько помнил Сумрак, библиотекарями всегда были гномсы, и все они были
неотличимо похожи друг на друга.
— Десять лет — не такой уж долгий срок для нас с тобой, —
поддразнил его волшебник, вспоминая свой прошлый визит в компании с лордом
Грифоном.
Гномс услышал насмешку в его голосе и просто ответил:
— Нет, не десять — тысяча тысяч лет, вот как. Это долгий
срок даже для нас с тобой.
Волшебник застыл, как статуя, хоть на лице его ничего не
отразилось. Он попытался что-то сказать, но не смог. Гномс не стал дожидаться
ответа.
— Здесь нет того, что ты ищешь. Это, наверное, единственное
знание, которое Библиотеки не захотели принять в себя.
Он говорил о Библиотеках как о мыслящем существе, и
волшебника передернуло. Ему было неприятно чувствовать себя в брюхе живой
твари.