Они подошли к коварному повороту, и там оказалось не так
плохо, как он ожидал. В узких местах протоки идти было куда труднее. Поднялся
ветер, и, когда они пошли бортом к нему, Томас Хадсон почувствовал своими
голыми плечами его сильные порывы.
– Веха прямо по носу, – сказал Хиль. – Это
всего-навсего ветка.
– Да, вижу.
– Держи все так же, ближе к правому берегу, Том, –
сказал Антонио. – Лавировать теперь осталось недолго.
Томас Хадсон жался к правому берегу так близко, точно ставил
машину у тротуара. Впрочем, берег был похож не на тротуар, а на изрытое
снарядами, утопающее в грязи поле сражения тех времен, когда бои велись
сосредоточенным артиллерийским огнем, – поле сражения, вдруг словно
поднявшееся со дна океана и растянувшееся справа от него, точно рельефная
карта.
– Много тины выбрасываем?
– Много, Том. Вот пройдем поворот и станем на якорь. По
эту сторону Контрабандо. Или с подветренной стороны Контрабандо, –
предложил Антонио.
Томас Хадсон повернул голову и увидел Кайо Контрабандо –
маленький, зеленый, веселый островок – и сказал:
– Нет, к черту. Хиль, осмотри остров и протоку, нет ли
тут их шхуны. Впереди вижу еще две вехи.
По этой протоке идти было легко. Но дальше он увидел
песчаную косу, которую уже обнажала вода. Чем ближе они подходили к Кайо
Контрабандо, тем уже становилась протока.
– Обходи эту веху слева, – сказал Антонио.
– Я так и делаю.
Они обогнули сухую ветку, служившую вехой. Темная, она
трепалась на ветру, и Томас Хадсон подумал, что при таком ветре глубина у них
будет меньше, чем при средней малой воде.
– Тины по-прежнему много? – спросил он Антонио.
– Много, Том.
– Что ты там видишь, Хиль?
– Только вехи.
Вода становилась мутно-белой, потому что ветер уже поднимал
волны, и теперь нельзя было разглядеть ни дна, ни берегов, обозначавшихся
только когда вода скатывала с них.
Невесело, подумал Томас Хадсон. Но им тоже невесело.
Волей-неволей придется менять галс. Они, наверно, настоящие мореходы. Теперь
мне надо решать, какой протокой они пойдут – старой или новой. Это зависит от
их лоцмана. Если он молодой, то, наверно, выйдет в новую протоку. Ту, которую
промыло ураганом. Если старый, то, наверно, пойдет старой – по привычке и
потому, что там идти спокойнее.
– Антонио, – сказал он. – Какой протокой
лучше идти – старой или новой?
– Они обе плохие. Так что разница небольшая.
– А как бы ты поступил?
– Я бросил бы якорь с подветренной стороны Контрабандо
и дождался бы там прилива.
– К утру прилив еще не будет в полной силе.
– То-то и оно. Но ты спрашивал меня, как бы я поступил.
– Попробую все-таки пройти по этой дерьмовой протоке.
– Судно твое, Том. Но если не мы, так кто-нибудь другой
их поймает.
– А почему Кайо Франсес не патрулируют здесь с воздуха?
– Сегодня утром один патрулировал. Ты разве не видел?
– Нет. А почему ты не сказал мне?
– Я думал, ты его видишь – маленький гидроплан.
– Вот дьявол, – сказал Томас Хадсон. – Я,
наверно, на носу тогда был, а генератор работал.
– Ну, теперь это не имеет значения, – сказал
Антонио. – Том, двух следующих вешек я что-то не вижу.
– А ты видишь две следующие вешки, Хиль?
– Я никаких вешек не вижу.
– А ну их к черту, – сказал Томас Хадсон. –
От меня сейчас одно требуется: обойти следующий дерьмовый островок так, чтобы
не угодить на песчаную косу, которая тянется от него на север и на юг. Потом мы
подойдем к тому большому острову с мангровой рощей, а дальше сунемся в старую
или в новую протоку.
– Восточный ветер гонит оттуда всю воду.
– А ну его к черту, этот восточный ветер, – сказал
Томас Хадсон. И когда он произнес эти слова, они прозвучали, как самое древнее,
самое кощунственное проклятие из всех, что связаны с христианской религией. Он
знал, что проклинает вернейшего друга всех мореходов. И поскольку проклятие уже
слетело с его уст, извиняться он не стал. Он повторил его.
– Не то ты говоришь, Том, – сказал Антонио.
– Да, верно, – согласился Томас Хадсон. А потом,
принеся мысленно покаяние, прочитал, немного путая: «Вей, западный ветер, вей,
дождиком нас кропи сильней. Когда бы милая моя со мной в постели здесь была».
Это тот же самый проклятый ветер, только дует он с других широт, подумал он.
Они налетают с разных континентов. Но оба хорошие, надежные, дружелюбные. Потом
он снова повторил про себя: «Когда бы милая моя со мной в постели здесь была».
Вода стала теперь такой мутной, что ориентироваться можно
было только по расстоянию между берегами и по скату воды с них. На носу стоял с
лотом Джордж, в руках у Ары был длинный шест. Они измеряли глубину и
докладывали результаты на мостик.
У Томаса Хадсона появилось странное чувство, что все это уже
когда-то было, когда-то приснилось ему в дурном сне. Они прошли много трудных
проток. Но и это уже случалось с ним. – Может, всю жизнь случалось. Однако
сейчас все требовало от него такого напряжения, что он чувствовал одновременно
и свою власть над происходящим, и себя в его власти.
– Ты видишь что-нибудь, Хиль?
– Ничего не вижу.
– Позвать сюда Вилли?
– Нет. Что Вилли увидит, то и я увижу.
– Все-таки ему надо быть здесь.
– Как хочешь, Том.
Через десять минут они сели на мель.
Глава 15
Они сели на мель, образовавшуюся из тины и наноса песка и
почему-то не отмеченную вехой. Отлив еще продолжался, ветер дул сильней, вода
была мутная. Впереди виднелся средней величины зеленый остров, словно бы низко
сидящий в воде, а левее были разбросаны маленькие островки. Слева и справа
из-под убывающей воды начали показываться плешины голых берегов. Томас Хадсон
видел стаи птиц, которые кружили в воздухе и садились на землю покормиться.
Антонио поднял шлюпку на борт и вдвоем с Арой бросил носовой
якорь и два правобортных – полегче.
– Может, бросить еще один носовой? – спросил Томас
Хадсон своего помощника.