— Забирай свой пропуск к чертовой матери, — сказал часовой
и, сунув ему бумажку, кинулся через дорогу задержать встречный грузовик.
— Сворачивай на перекрестке, подъезжай к этой машине,
поведешь ее за собой, — сказал он шоферу.
— У меня распоряжение…
— Так и так твое распоряжение. Слушай, что я говорю.
Шофер дал газ, поехал прямо — вперед, никуда не сворачивая,
и скрылся в пыли.
Гомес свернул позади разбитого грузовика на свободную теперь
правую сторону дороги, и Андрес, снова вцепившись в переднее сиденье, увидел,
как часовой задержал другой грузовик и заговорил с шофером, который высунулся
из кабины и слушал.
Теперь они быстро мчались по дороге, постепенно поднимаясь
все выше и выше в горы. Колонна машин, двигавшаяся вверх, была задержана у
контрольного поста, и только встречные машины пролетали и пролетали по левой
стороне дороги мимо их мотоцикла, который быстрым, ровным ходом поднимался
вверх и скоро догнал главную часть колонны, успевшую проехать контрольный пост
до аварии.
Все еще не зажигая фары, они обогнали еще четыре броневика,
потом вереницу грузовиков с солдатами. Солдаты ехали в темноте молча, и сначала
Андрес только чувствовал, что они где-то здесь, у него над головой, плотной
массой громоздятся в пыли над бортами машин. Потом их догнала еще одна штабная
машина, она непрестанно сигналила, и фары ее то загорались, то гасли и,
загораясь, освещали грузовики. Андрес увидел солдат в стальных шлемах, с
торчащими за спиной винтовками, стволы пулеметов смотрели вверх, в небо, четко
вырисовываясь в ночной темноте, которая поглощала их, как только фары легковой
машины гасли. Поравнявшись с одним грузовиком в ту минуту, когда фары зажглись,
он увидел в короткой вспышке света лица солдат, настороженные и грустные.
Солдаты были в стальных шлемах, и они ехали на грузовиках по темной дороге
туда, откуда должно было начаться наступление, и в темноте на лицах солдат
отражались те мысли, которые каждый таит про себя, и в коротких вспышках света
солдаты были такими, какими их не увидишь днем, потому что днем каждому стыдно
перед другим, и они крепятся до тех пор, пока не начнется бомбежка или атака, а
тогда ни один человек уже не думает о том, какое у него лицо.
Сидя позади Гомеса, который все еще ухитрялся держаться
впереди штабной машины и обгонял один грузовик за другим, Андрес ничего этого
не думал о солдатских лицах. Он думал другое: «Какая армия. Какое снаряжение.
Как она механизирована. Vaya gente[118]. Посмотри на этих людей. Вот она,
республиканская армия. Посмотри на них. Грузовик за грузовиком. И у всех
одинаковое обмундирование. Все в стальных шлемах. Посмотри на maquinas, которые
торчат из грузовиков в ожидании самолетов. Посмотри, какая у нас создана
армия!»
И когда мотоцикл обгонял высокие серые грузовики,
перевозившие солдат, серые грузовики с высокими квадратными кабинами и
квадратными уродливыми радиаторами, обгонял, не сбавляя хода, поднимаясь вверх
по дороге, в пыли и в мерцании фар не отстававшей штабной машины, которые
освещали задний борт грузовика с нарисованной на нем армейской красной звездой
и такую же звезду на пыльных боковых бортах, и когда мотоцикл без замедлений
брал подъем, и воздух становился все холоднее, и дорога круто петляла из
стороны в сторону, и грузовики фыркали и скрежетали, и у некоторых над радиатором
в коротких вспышках света виднелся пар, и мотоцикл тоже пофыркивал на ходу, —
Андрес, крепко держась за переднее сиденье на подъеме, думал, что такое
путешествие на мотоцикле — это здорово! Он никогда раньше не ездил на
мотоцикле, а теперь они поднимались в гору в самой гуще машин, которые шли
туда, где было назначено наступление, и, поднимаясь с Гомесом по крутой дороге,
он знал, что теперь нечего и думать о возвращении в лагерь к нападению на
посты. При такой запруженной дороге, при такой сумятице он доберется назад
только завтра к вечеру, и то если повезет. Он никогда раньше не видел
наступления и подготовки к наступлению, и теперь, проезжая по дороге, он
дивился размерам и мощи армии, которую создала Республика.
Теперь они ехали по длинному отрезку дороги, который
проходил по самому склону горы, и подъем здесь был такой крутой, что, когда они
уже приближались к вершине, Гомес велел ему слезть, и они вдвоем втащили
мотоцикл на последний крутой уступ. Сразу же за гребнем горы, чуть левее,
дорога делала петлю, где разворачивались машины, и там они увидели огоньки,
мерцавшие в окнах большого каменного здания, которое длинной темной громадой
поднималось к ночному небу.
— Пойдем туда, спросим, где штаб, — сказал Гомес Андресу, и
они подвели мотоцикл к закрытым дверям большого каменного здания, перед которым
стояли двое часовых. Гомес прислонил мотоцикл к стене, и тут дверь отворилась,
и в свете, падавшем изнутри, показался мотоциклист в кожаном костюме, с сумкой
через плечо и с маузером в деревянной кобуре, ерзавшим по левому боку. Когда
дверь затворилась, он нашел в темноте свой мотоцикл у двери, пробежал с ним
несколько шагов, чтобы мотор заработал, и с ревом умчался вверх по дороге.
Гомес обратился к часовому, стоявшему в дверях.
— Капитан Гомес из Шестьдесят пятой бригады, — сказал он. —
Не можешь ли ты мне объяснить, где найти штаб генерала Гольца, командующего
Пятой дивизией?
— Это не здесь, — сказал часовой.
— А здесь что?
— Comandancia[119].
— Какая comandancia?
— Comandancia, и все.
— Comandancia какой части?
— А ты кто такой, чтобы я тебе отвечал на твои вопросы? —
сказал ему в темноте часовой. Здесь, на вершине горы, небо было очень чистое,
все в звездах, и теперь, вырвавшись из пыли, Андрес хорошо все видел даже в
темноте. Внизу, там, где дорога сворачивала направо, он ясно видел мелькавшие
на фоне ночного неба очертания грузовиков и легковых машин.
— Я капитан Рохелио Гомес, первого батальона, Шестьдесят
пятой бригады, и я спрашиваю, где помещается штаб генерала Гольца, — сказал
Гомес.
Часовой приоткрыл дверь.
— Позовите капрала, — крикнул он.
Как раз в эту минуту из-за поворота дороги показалась
большая штабная машина, сделала разворот и направилась к большому каменному
зданию, где, дожидаясь капрала, стояли Андрес и Гомес. Она прошла мимо них и
остановилась у дверей. Из машины, в сопровождении двух офицеров в форме
Интернациональной бригады, вышел высокий человек, уже пожилой и грузный, в
непомерно большом берете цвета хаки, какие носят во французской армии, в
пальто, с планшетом и с револьвером на длинном ремне, надетом поверх пальто.