— Вызови полковника, — сказал Гомес. — Дело крайне
серьезное.
— Говорят тебе, он спит, — сказал офицер. — Что это за
бандит с тобой? — Он мотнул головой в сторону Андреса.
— Это guerrillero из фашистского тыла, у него очень важный
пакет к генералу Гольцу. Генерал командует наступлением, которое должно
начаться за Навасеррадой завтра на рассвете, — взволнованно и очень серьезно
сказал Гомес. — Разбуди полковника, ради господа бога.
Офицер посмотрел на него полузакрытыми глазами, затененными
зеленым целлулоидом.
— Все вы не в своем уме, — сказал он. — Никакого генерала
Гольца и никакого наступления я знать не знаю. Забирай с собой этого спортсмена
и возвращайся в свой батальон.
— Я тебе говорю, разбуди полковника, — сказал Гомес, и
Андрес увидел, что губы у него сжались.
— Иди ты знаешь куда, — лениво сказал ему офицер и
отвернулся.
Гомес вытащил из кобуры тяжелый девятимиллиметровый
револьвер и ткнул им офицера в плечо.
— Разбуди его, фашистская сволочь, — сказал он. — Разбуди,
или я уложу тебя на месте.
— Успокойся, — сказал офицер. — Очень уж вы, парикмахеры,
горячий народ.
Андрес увидел при свете настольной лампы, как у Гомеса
перекосило лицо от ненависти. Но он только сказал:
— Разбуди его.
— Вестовой! — презрительным голосом крикнул офицер.
В дверях появился солдат, отдал честь и вышел.
— У него сегодня невеста в гостях, — сказал офицер и снова
взялся за газету. — Он, конечно, будет страшно рад повидать тебя.
— Такие, как ты, делают все, чтобы помешать нам выиграть
войну, — сказал Гомес штабному офицеру.
Офицер не обратил внимания на эти слова. Потом, продолжая
читать газету, он сказал, словно самому себе:
— Вот чудная газета!
— А почему ты не читаешь «Эль Дебате»? Вот газета по тебе.
Гомес назвал главный консервативно-католический орган,
выходивший в Мадриде до начала движения.
— Не забывай, что я старше чином и что мой рапорт о тебе
будет иметь вес, — сказал офицер, не глядя на него. — Я никогда не читал «Эль
Дебате». Не взводи на меня напраслины.
— Ну конечно. Ведь ты читаешь «АБЦ», — сказал Гомес. — Армия
кишит такими, как ты. Такими кадровиками, как ты. Но этому придет конец.
Невежды и циники теснят нас со всех сторон. Но первых мы обучим, а вторых
уничтожим.
— Вычистим — вот правильное слово, — сказал офицер, все еще
не глядя на него. — Вот тут пишут, что твои знаменитые русские еще кое-кого
вычистили. Так сейчас прочищают, лучше английской соли.
— Любое слово подойдет, — со страстью сказал Гомес. — Любое
слово, лишь бы ликвидировать таких, как ты.
— Ликвидировать, — нагло сказал офицер, словно разговаривая
сам с собой. — Вот еще одно новое словечко, которого нет в кастильском наречии.
— Тогда расстрелять, — сказал Гомес. — Такое слово есть в
кастильском наречии. Теперь понял?
— Понял, друг, только не надо так кричать. У нас в штабе
бригады многие спят, не только полковник, и твоя горячность утомительна. Вот
почему я всегда бреюсь сам. Не люблю разговоров.
Гомес посмотрел на Андреса и покачал головой. Глаза у него
были полны слез, вызванных яростью и ненавистью. Но он только покачал головой и
ничего не сказал, приберегая все это на будущее. За те полтора года, за которые
он поднялся до командира батальона в Сьерре, он хранил в памяти много таких
случаев, но сейчас, когда полковник в одной пижаме вошел в комнату, Гомес стал
во фронт и отдал ему честь.
Полковник Миранда, маленький человек с серым лицом,
прослужил в армии всю жизнь, расстроил свое семейное счастье, утратив любовь
жены, остававшейся в Мадриде, пока он расстраивал свое пищеварение в Марокко,
стал республиканцем, убедившись, что развода добиться немыслимо (о
восстановлении пищеварения не могло быть и речи), — полковник Миранда начал
гражданскую войну в чине полковника. У него было только одно желание: закончить
войну в том же чине. Он хорошо провел оборону Сьерры, и теперь ему хотелось,
чтобы его оставили там же на тот случай, если опять понадобится обороняться. На
войне он чувствовал себя гораздо лучше, вероятно, благодаря ограниченному
потреблению мяса. У него был с собой огромный запас двууглекислой соды, он пил
виски по вечерам, его двадцатитрехлетняя любовница ждала ребенка, как почти все
девушки, ставшие milicianas в июле прошлого года, и вот он вошел в комнату,
кивнул в ответ на приветствие Гомеса и протянул ему руку.
— Ты по какому делу, Гомес? — спросил он и потом,
обратившись к своему адъютанту, сидевшему за столом: — Пеле, дай мне,
пожалуйста, сигарету.
Гомес показал ему документы Андреса и донесение. Полковник
бросил быстрый взгляд на salvoconducto, потом на Андреса, кивнул ему, улыбнулся
и с жадным интересом осмотрел пакет. Он пощупал печать пальцем, потом вернул
пропуск и донесение Андресу.
— Ну как, нелегко вам там живется, в горах? — спросил он.
— Нет, ничего, — сказал Андрес.
— Тебе сообщили, от какого пункта ближе всего должен быть
штаб генерала Гольца?
— От Навасеррады, господин полковник, — ответил Андрес. —
Ingles сказал, что это будет недалеко от Навасеррады, позади позиций,
где-нибудь с правого фланга.
— Какой Ingles? — спокойно спросил полковник.
— Ingles, динамитчик, который сейчас там, у нас.
Полковник кивнул. Это было для него еще одним из совершенно
необъяснимых курьезов этой войны. «Ingles, динамитчик, который сейчас там, у
нас».
— Отвези его сам на мотоцикле, Гомес, — сказал полковник. —
Напиши им внушительное salvoconducto в Estada Mayor генерала Гольца, только
повнушительнее, и дай мне на подпись, — сказал он офицеру с зеленым
целлулоидовым козырьком над глазами. — И лучше напечатай на машинке, Пепе. Что
нужно, спиши отсюда, — он знаком велел Андресу дать свой пропуск, — и приложи
две печати. — Он повернулся к Гомесу. — Вам сегодня понадобится бумажка
повнушительнее. И это правильно. Когда готовится наступление, надо быть
осторожным. Я постараюсь, чтобы вышло как можно внушительнее. — Потом он сказал
Андресу очень ласково: — Чего ты хочешь? Есть, пить?
— Нет, господин полковник, — сказал Андрес. — Я не голоден.
Меня угостили коньяком на последнем посту, и если я выпью еще, меня, пожалуй,
развезет.
— Ты, когда шел, не заметил, есть ли какие-нибудь
передвижения или подготовка вдоль моего фронта? — вежливо спросил полковник
Андреса.