Говоривший был высок, хорошо сложен, мускулист. По одежде,
по всем своим ухваткам и даже по внешности он смахивал на дона Цезаря де Базана.
[18]
Его камзол и штаны были из дорогой материи, но материя выцвела и была протерта
до ниток, а золотые галуны плачевно потускнели; брыжи на воротнике были измяты
и продраны, широкие поля шляпы опущены книзу; перо на шляпе было сломано,
забрызгано грязью и вообще имело изрядно потрепанный вид, не внушавший большого
уважения; на боку у незнакомца болталась длинная шпага в заржавленных железных
ножнах. Задорная осанка сразу выдавала в нем лихого забияку. Речь этого
диковинного воина была встречена взрывом насмешек и хохота, посыпались крики:
«Вот еще один ряженый принц!» — «Берегись, приятель, своего языка, не то
наживешь с ним беды!» — «У, какие у него злые глаза!» — «Оттащи от него
мальчишку, волоки щенка в пруд!»
Мгновенно осуществляя эту счастливую мысль, кто-то схватил
принца за шиворот, но незнакомец так же мгновенно обнажил шпагу и свалил
дерзкого наземь звонким ударом плашмя. Тотчас же десять голосов закричало:
«Убить этого пса! Бей его! Бей!» И толпа набросилась на воина; а тот
прислонился к стене и, как безумный, размахивал длинной шпагой, раскидывая
вокруг себя наступавших. Жертвы падали справа и слева, но толпа, топча их
ногами, накидывалась на героя с неослабевающей яростью. Минуты его были,
казалось, уже сочтены и гибель неизбежна, как вдруг затрубила труба и чей-то
голос загремел:
— Дорогу королевскому гонцу!
Прямо на толпу скакал конный отряд. Все бросились кто куда,
врассыпную, а храбрый незнакомец подхватил принца на руки и скоро был далеко от
толпы и вне опасности.
Но вернемся в ратушу. Заглушая шумное ликование пирующих,
внезапно в залу ворвался чистый и четкий звук рога. Мгновенно наступила тишина,
и в глубоком безмолвии раздался один голос — голос вестника, присланного из
дворца. Все как один человек встали и обратились в слух.
Речь гонца завершилась торжественным возгласом:
— Король умер!
Словно по команде, все склонили головы на грудь и несколько
мгновений оставались в полном молчании, потом бросились на колени перед Томом,
простирая к нему руки с оглушительными криками, от которых, казалось, задрожало
все здание:
— Да здравствует король!
Взоры бедного Тома, ослепленного этим поразительным
зрелищем, растерянно блуждали по сторонам и остановились на принцессах,
опустившихся перед ним на колени, потом на лорде Гертфорде. На лице его
выразилась решимость. Он нагнулся к лорду Гертфорду и шепнул ему на ухо:
— Скажи мне правду, по чести, по совести! Если бы я сейчас
отдал приказ, какого никто не имеет права отдать, кроме короля, был бы этот
приказ исполнен? Никто не встал бы и не крикнул бы «нет»?
— Никто, государь, ни один человек в целом королевстве. В
лице твоем повелевает владыка Англии. Ты — король, твоя воля — закон.
Тогда Том проговорил твердым голосом, горячо, с большим
одушевлением:
— Так пусть же отныне воля короля будет законом милости, а
не законом крови. Встань с колен и скорее в Тауэр! Объяви королевскую волю:
герцог Норфолкский останется жив!
Слова эти мгновенно были подхвачены и, передаваясь из уст в
уста, облетели весь зал. И не успел Гертфорд выйти, как стены ратуши снова
потряс оглушительный крик:
— Кончилось царство крови! Да здравствует Эдуард, король
Англии!
Глава 12
Принц и его избавитель
Выбравшись из толпы, Майлс Гендон и маленький принц разными
задворками и закоулками стали пробираться к реке. Они легко, без помехи дошли
до Лондонского моста, но тут снова попали в густую толпу. Гендон крепко держал
за руку принца — нет, короля, — потрясающая новость уже разнеслась по всему
городу, и мальчик слышал, как тысячи голосов повторяли зараз: «Король умер!»
При этой вести леденящий холод проник в сердце несчастного, бездомного сироты,
и он задрожал всем телом. Он сознавал, как велика его потеря, и был глубоко
огорчен ею, потому что беспощадный тиран, наводивший ужас на всех, всегда был
добр и ласков к нему. Слезы застилали мальчику глаза, и все окружающие предметы
представлялись ему словно в тумане. В эту минуту он чувствовал себя самым
покинутым, самым отверженным и забытым существом во всем мире. Но вдруг иные
возгласы донеслись до него, прорезая ночь, словно раскаты грома:
— Да здравствует король Эдуард Шестой!
При этих криках глаза принца засверкали, он весь с головы до
пят затрепетал от гордости.
«Ах, — думал он, — как это замечательно и как странно: я —
король!»