Сокровище Джунаида - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Шалаев

Справка. Джунаид-хан (Мухаммед-Курбан Сердар, 1857-1938) — один из руководителей басмачества в Хорезме и Туркмении. В январе 1918 — январе 1920 диктатор Хивы, разгромлен Красной армией; в 20-х — начало 30-х гг. вторгался на территорию Средней Азии из-за границы. В 1931 бежал в Афганистан.

Большой энциклопедический словарь

Вно-овь, вно-овь,

Вновь золото манит нас!

Золото, как всегда, обманет нас!

Песня из к/ф «Золото Маккенны»

Славный выдался денек! Саксаул горит жарко и бездымно, от костра исходит ровное сухое тепло, спину греет каракулевый чопан — пастушья шуба-дубленка, которая спасает в самые лютые холода. Джунаид лежит на ковре, расстеленном прямо на песке, щурясь на огонь и иногда поглядывая на небо, затянутое скучными шиферными облаками. Будет дождь или нет? Март бывает щедр на дожди. Бывает, что и на холода. Но сейчас, несмотря на ненастье, в воздухе уже чувствуется весна, ее мягкое влажное тепло. Философскому настроению способствует запрещенная водка, которую приносят в фарфоровом чайнике, а разливают в пиалы.

Джунаид любит пустыню. Здесь его дом, и он хозяин в своем доме. Как и положено хозяину, строг: жители пустыни его уважают и боятся. Так боятся, что не смеют называть по имени, говорят просто — «Старик», и каждый понимает, о ком идет речь. Он действительно не молод. Семьдесят лет — почтенный возраст, а Джунаид уже перешагнул этот рубеж. Но Аллах послал ему крепкое здоровье: он полон сил, может сутками сидеть в седле, на равных с молодыми джигитами сражаться в бою… Или, как сегодня, участвовать в загоне добычи.

Нукеры свежуют трех джейранов, добытых на охоте. Сначала слуги обожгут на углях печень — совсем чуть-чуть, самую малость, чтобы сохранила она все соки и вкус. На нутряном жире они приготовят сердце и почки, а потом зажарят на саксауловых углях шашлык…

Мало кто знает, что самый древний, а значит, самый правильный способ приготовления шашлыка — вовсе не тот, который известен на Кавказе. Не надо ничего мариновать, не надо портить естественный вкус разными специями: для настоящего шашлыка важнее всего, чтобы мясо было самым свежим, еще теплым, и перед тем, как зажарить, его просто слегка солят… А еще нельзя то и дело поворачивать мясо над углями — так оно сохнет. Пусть лучше слегка подгорит с одной стороны, но все остальное, прокипев в подгоревшей корочке как в котле, будет брызгаться соком и таять во рту, поражая райским вкусом… Так готовят шашлык в пустыне. Настоящее объедение!

И только много позже поспеет «келле-баш-аяк» — голова и ножки, уложенные в хорошо вычищенный джейраний желудок и сваренные на медленном огне…

Предвкушение блюд из сладкого дикого мяса неожиданно поворачивают мысли Джунаида совсем в другую сторону. Сегодня на подъезде к колодцам он видел убогую юрту. Ему сказали, что в ней живет бедный чабан с дочерью — молодой девушкой, почти девочкой. Тогда он не обратил на это внимания — живут, и пусть себе живут, но сейчас вдруг вспомнил.

— Дурды, — обратился он к своему другу и советнику, — а что там за девушка? Ты ее видел?

Дурды плотоядно осклабился:

— Вишенка!

— Хм-м…

Дальше дружеское застолье шло своим чередом: в должном порядке подавали блюда из добытых на охоте джейранов, водку в чайниках, зелень и овощи. А когда слуга доложил, что ханский шатер разбит, Джунаид-хан поманил пальцем советника и стал шептать ему на ухо. Дослушав, Дурды фыркнул и согласно кивнул, а Джунаид передал ему небольшой кожаный кошель, туго набитый серебром. Дурды уже начал подниматься, но вдруг спросил:

— А если…

— Если будет «если» — ты знаешь, что делать.

Советник еще раз кивнул и ушел. Слышно было, как он вскочил на коня и отъехал от стоянки…

В бедную пастушью юрту Дурды вошел, держа в одной руке кошель с серебром, а в другой — кривую туркменскую саблю-клыч: такой, мол, у тебя выбор. Пастух все понял правильно, потому что долго сидел молча, глядя в одну точку, а потом медленно, тяжело поднялся и, не сказав ни слова, кинулся на пришельца с длинным чабанским ножом. Знал, что разговаривать с нукерами Джунаида бесполезно: они не знают ни жалости, ни пощады. Но куда ему против опытного воина? Одним взмахом клыча Дурды развалил его чуть ли не до пояса. Потом, не обращая внимания на вопли девчонки, бросил ее на седло и повез к шатру своего хозяина.

Особенно Джунаид гордился тем, что в свои семьдесят лет оставался полноценным мужчиной, и ни одна женщина еще не имела повода сказать, что это не так. Когда он вошел в походный шатер и услышал всхлипы девчонки, то добродушно — настроение после охоты было хорошее — сказал:

— Не реви, дура! Внукам будешь рассказывать, что тебя удостоил вниманием сам великий Джунаид…

Советник не соврал: дочь чабана была скорее девочкой, чем девушкой. Правда, писаной красавицей не назовешь, но и не дурнушка. Ишь, как сердито зыркает глазищами! Но Джунаид умеет обращаться со строптивицами — сколько их у него было! И эта разделила общую участь, как ни пыталась царапаться и кусаться. А под утро, когда она уже совершенно обессилела от ужаса, сопротивления и слез, Джунаид похлопал ее по маленькой круглой попке и бросил на подушку тяжелую золотую монету с непонятными письменами то ли персидской, то ли арабской вязью:

— Возьми! Пробей дырку и носи на шее — она принесет тебе счастье…

— Деревянко! — окликнул прапорщика старший лейтенант Ягода. — Тебя комендант вызывает! — он потыкал большим пальцем через плечо и проследовал на обгон в столовую. Владимир, направлявшийся как раз туда же, в сердцах чертыхнулся:

— Пожрать не дадут спокойно!

В отличие от других комендантов у майора по фамилии Яшчур (определенно, было в ней что-то белорусское, но что именно — Деревянко понять не мог) имелась настоящая приемная. А в приемной сидела секретарша. Правда, не совсем настоящая, поскольку являлась его женой, а от этого удовольствие наполовину меньше. Но зато Лидия Васильевна Яшчур, кроме того, исполняла на комендатуре обязанности машинистки, бухгалтера и делопроизводителя. А иногда, при необходимости, становилась также поваром и медицинской сестрой.

Прапорщик Деревянко деликатно постучался и просунул голову в приоткрытую дверь:

— Можно? Меня комендант вызвал…

— Это я тебя вызвала, — внесла поправку Лидия Васильевна. — Вот, распишись.

Она подсунула ему для росписи журнал учета корреспонденции и вручила телеграфный бланк, сложенный и склеенный так, чтобы текст был закрыт. Владимир с недоумением повертел телеграмму в руках. Дело в том, что ни родных, ни близких друзей у Деревянко не было. Поэтому и телеграмму получать было не от кого. Может, ошибка? Но на открытой, адресной части бланка ясно значились его имя и фамилия.