Лето волков - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Смирнов cтр.№ 33

– Вот, ваше, – наконец произнес Иван.

Он сдвинул в сторону глиняные чашки с молоком, горбушку хлеба. Поглядев в чашку Тоси, отпил немного, поморщился и выплеснул остатки в ведро под умывальником. Семеренков и Тося сидели не шевелясь.

Поставив пулемет и развязав резким движением сидор, Иван поставил на стол макитру. Показал гончару содержимое. Из сосуда высыпались и покатились по столу яйца, некоторые упали на пол и с сочным звуком превратились в желто-белые лужицы. Кот тут же подбежал и начал лакать. Такого угощения не ожидал.

В рушничке, который развязал лейтенант, оказалась скиба желтого сливочного масла, свеженького, с отпечатками рубчиков ткани. В другом рушнике – кусок сала фунта на четыре, домашняя колбаса.

– Ваши припасы. Для бандитов.

Пузатый глечик был плотно накрыт вощеной бумагой. Лейтенант развязал шпагат и отлил молоко в пустую чашку. Попробовал.

– Настоящее, не снятое. Не синька, что сами пьете.

Развязал еще клунок. Два каравая серого хлеба. Постельное белье, выстиранное и отутюженное. Рушники. Нательное белье. Чистая одежда. Деревенская махорка в коробке из-под довоенных леденцов. В отдельном белом клуночке белье женское. Рубашка, лифчики, трусики, носочки. Кофта.

Семеренковы смотрели на стол. Никто не шевелился.

– Вот! – он старался не смотреть на Тосю, ее глаза сбивали с обвинительного тона. – Покупаем харчи, сами голодаем. Обстирываем… А женское бельишко кому? Нина там, да?

Он все-таки встретился взглядом с Тосей, осекся. У Тоси в глазах светилось мучительное и невыполнимое желание высказаться. Гончар шевелил губами, будто и сам онемел. Одно из упавших яиц, вареное, все еще катилось по полу. Кот начал играть с ним, катая из стороны в сторону.

– Ну, скажите что-нибудь, Денис Панкратович! – Он не дождался ответа. – Ну, не только вы кормите, вашего б не хватило… Но то ладно! Во что вы Тосю втягиваете? Запутались вы тут вот за это время. Заигрались с немцами.

– Мы тут все в чем-то запутались, – сказал гончар, по-прежнему глядя в стол. – Кто уехать успел, те чистенькие, а мы… А где ж мы могли быть? По радио: «На границе бои, враг отражен по всем направлениям». Недели не прошло: немцы в окно стучат. И все!

Тонкие, длинные, выбеленные глиной пальцы его правой руки подрагивали. Как будто искали спасительную работу: гончарный круг, глечик.

– Я не о том, не о том. – Иван старался не глядеть на Тосю. – Зачем сейчас? Зачем с ними? Породнились? Они не люди…

Семеренков закивал, как будто соглашаясь. Левая рука опустилась на правую, чтобы унять дрожь.

Иван ждал слов, оправданий, но отклика не было. Он положил на стол аккуратно сложенный, выстиранный кетлик. Развернул. Жилетка обрисовывала плечи, талию. Вышивка сияла. Хоть сейчас надевай.

– Валялась у них. В грязи. Как тряпка. Пол вытирали. Вы поняли? Вы поняли, что с Ниной?

Семеренков дотронулся до кетлика. Нежно, осторожно. Словно до живой дочери. Тося поднялась. Она открывала рот. Но раздавались какие-то невнятные звуки, нечто похожее на шипение пробитой автомобильной камеры. Лицо дергалось от усилий, а пальцы вцепились в кетлик.

Она заглатывала воздух судорожно и, казалось, вот-вот произнесет какое-то забытое, потерянное слово. Прорывались отдельные слоги и звуки, возможно, понятные отцу. «Ра… уом… нена… ба…»

Ивану было неприятно на это смотреть. Он отвернулся.

Сип и клокотание прекратились. Иван вдруг увидел жалкое растерянное лицо и слезы на глазах. В эту секунду она вовсе не казалось красивой.

Гончар смотрел на дочь с жалостью и сочувствием.

– Что она сказала? – спросил Иван, как будто отец и дочь общались на каком-то непонятном для других языке…

– Сказала, это неправда, про Нину. Она живая. А ты злой.

– Так вот и сказала: злой?

– Так и сказала.

– Нет, она не то сказала! Вы не поняли! А я не злой, – в голосе его прозвучала детская обида.

Второй раз его назвали злым. Неужели то, чего он хочет, выглядит как злое дело? Иван поглядел на Тосю и отрицательно покачал головой. Она подняла бровь, стараясь понять. Или выслушать.

– Нет, – сказал Иван. – Нет! Я не злой. Это те, те злые!

В этот момент в окно резко и властно постучали. Сильный, хриплый голос легко проник сквозь стекло.

– Хозяин, а, хозяин!

Тося вздрогнула. Метнула испуганный взгляд на отца. Гончар выглядел растерянным.

– Сидите! – приказал Иван.

– Климарь, – тихо сказал Семеренков, и это прозвучало как «вот и конец».

Он первым вышел во двор. Солнце заходило. Громоздкая фигура Климаря казалась тенью. Собака носилась, без разбору подчищая миски для дворовой живности.

– Здравия желаем, – сказал Климарь мрачно. – Я до хозяина.

Он попытался боком войти в дом. Иван не уступил. Климарь посмотрел на него пристально. Не привык, что ему преграждают путь. Лейтенант тоже оценивал забойщика. Мощное тяжелое тело, мясистое лицо, крупные ладони, торчащие из рукавов кургузого пиджака. Рукояти ножей, засунутых за голенища стоптанных сапог. Холщовая сумка на плече.

Взгляд Климаря остановился на пулемете, о который опирался лейтенант. Скользнул к карману, где явно лежало нечто тяжелое. Хоть «вальтерок» и невелик, но от опытных глаз его не скроешь.

– Кто такой, документы! – сказал Иван.

– А ты кто? – спросил забойщик.

– Старший по истребительному батальону. Документы!

– Брось голову дурить, – сказал Климарь. – Я в Глухары заходив. Тут другой ястребок.

– Ну, значит, это не я тут стою.

Климарь всматривался, взвешивал, чего стоит ястребок. Конечно, в прямой схватке лейтенант не устоял бы. Но, как полагал Иван, такое выяснение отношений не входило в задачу пришедшего. Он должен был разобраться в том, что происходит в селе, и потому изменил тон на добродушный, свойский.

– Шо, внешность сумнительная? Верно! Волос густой, голос простой, хоть падай, хоть стой.

Достал из-за пазухи мятые бумажки. Иван прочитал их, посматривая на Климаря и особенно на голенища сапог. Ножи притягивали взгляд.

– «Ханжонковского сельсовета…» Это что, на белорусской стороне?

– На Гомельщине, – указал за плечо гость. – Сам-то я хожу, где работа.

– А какая работа?

– Забойщики мы. По свиньям, вообще по скоту. Также сдираем шкуру, разделка, кабанчиков холостим. Я с того харчуюсь. Буркан, досыть кусочничать, – проявив удивительное проворство, он лягнул своего пса сапогом, и тот с визгом отскочил.

У тяжеловесных кабанов или медведей вот такая же обманчивая неповоротливость: когда надо, они действуют с быстротой рыси.