– А ты, Гроттерша, почему не одеваешься?
Только не говори, что снова хочешь отделаться джинсами! На худой конец есть
такая женская одежда, называется «юбка»! Захочешь знать, как она выглядит, я
тебе набросаю рисуночек.
– Я знаю, как выглядит юбка. Просто не
люблю.
– Вот и хорошо, что знаешь. А то на твои
свитера у меня уже аллергия. Я как только их вижу, мне их хочется ножницами
изрезать!.. Нет, и что все эти Пупперы Глебычи Валялкины в тебе находят? Ни
кожи ни рожи – одни только волосы и контрабас!.. Опс, а это еще кто?
В комнату стремительно впорхнул купидон с
большим пакетом. Пипа привычно бросила ему кулек с конфетами и, получив пакет,
бесцеремонно катапультировала купидончика за окно. Сорвав с вешалки пакет, она
с недоумением уставилась на платье.
– Это что, мне? Да оно мне и на нос не
налезет! Я такого не заказывала! Они там что, совсем оборзели? Мамуля, ты чего
купила!!! – возмутилась она, кидаясь у зудильнику.
– Постой-ка! – сказала Гробыня,
поднимая с полу отброшенный Пипой пакет. – Ты читать не пыталась учиться? «Татьяне
Гроттер. О. Буян. Тибидохс».
– Гроттер? Они там что, с ума посходили?
Танька, ты что, заказывала платье? – изумилась Пипа.
– Нет, – сказала Таня.
Она была так удивлена, что, захлопывая футляр
контрабаса, едва не сломала себе ноготь.
Гробыня решительно отобрала у Пипы платье.
– Хм… Выглядит недешевым. Кому-то
пришлось долго простоять на паперти с протянутой рукой, чтобы такое купить.
Кто-то прислал тебе, Гроттерша, очень приличное платье! Причем такое приличное,
что даже у меня слюнки текут! Ну-ка, примерь!
– Кто это мог сделать? Может, спросим
купидона? Пара шоколадок – и он с удовольствием проболтается, – спросила
Таня.
– Поздно. Купидон улетел. Пипа с ним по
ошибке расплатилась.
– Тьфу ты ну ты!.. Теперь этого купидона
две недели не увидишь! Надеюсь, это сделала не самая добрая тетя, иначе после
этого платья у тебя на спине вырастет собачья шерсть, – язвительно заявила
Пипа.
– Вряд ли. Она не знала про выпускной. А
по почерку на оберточной бумаге можно узнать отправителя? – спросила Таня
с беспокойством.
– Ага, сто раз. Почерк уже трижды
поменялся. Буквы заговоренные, – хмыкнула Гробыня. – Гроттерша, на,
примерь! Не прокручивай в мясорубке мое любопытство!
– Не стану я ничего примерять. Носить
платье, которое непонятно кто прислал, – это неправильно! – сказала
Таня.
Одновременно она невольно поймала себя на
мысли, что негодование, которое она испытывает, не слишком уж и велико. Гораздо
меньше, во всяком случае, чем желание надеть платье.
– Погоди, не гони волну! Дай
взглянуть!.. – Склепова кинулась к своей кровати, откинула матрац и извлекла
простенькую заговоренную рамку из трех вязальных спиц, принадлежавших в разное
время разным ведьмам.
– Нет, никакой черной магии я здесь не
вижу. Более того, нельзя даже определить, темный или светлый маг его
послал, – с досадой сказала Склепова, проводя рамкой.
– Как же такое может быть? – не
поверила Таня.
– А так. У того, кто дарил тебе платье,
хватило ума произнести заклинание нейтрализации магии, в противном случае хотя
бы частицу его ауры я бы уловила.
– Так, значит, ты думаешь, что?..
– Точно, Гроттерша! Жабой, змеей или
черепахой ты не станешь. А если и станешь, то не благодаря платью. Гробздрав
имени Гробульки Склеповой тебе это гарантирует. Переодевайся!
– Склеп, я не буду!
– Будешь! А если откажешься, то это
платье надену я. У нас с тобой один размер. Ну же!
Таня неохотно послушалась. Отчасти потому, что
поняла, что Склепова так и поступит. Она взяла платье и пошла переодеваться.
Когда она нерешительно показалась из-за ширмы, Гробыня и Пипа одновременно
уставились на нее. Таня со страхом ждала приговора.
– Терпимо… Даже можно сказать:
ничего, – уронила Пипа.
Учитывая, что обычно Пипенция отзывалась о
Таниной одежде как о перекроенных вариациях лошадиных попон, это была максимальная
похвала, которую вообще можно было заслужить.
Гробыня пока молчала, с непроницаемым лицом
разглядывая Таню со всех сторон.
– Ну и как тебе? – не выдержала
наконец Таня.
– А тебе как? – отозвалась Гробыня.
– Вроде ничего. Но оно какое-то… ну
слишком открытое… – осторожно сказала Таня.
Склепова рассмеялась:
– На ладонь выше колена и с небольшим
вырезом на спине – это теперь называется слишком открытое? Тогда большинство
моих шмоток просто вещи-невидимки!.. Класс, Гроттерша, просто класс! Ты рождена
для этого платья, а оно для тебя. Ты и эта тряпка нашли друг друга!
– Ты правда так думаешь? – спросила
Таня, с сомнением разглядывая себя в зеркале.
Ей чудилось, что из зеркала на нее смотрит
уверенная в себе, довольно красивая, но совершенно незнакомая ей особа. Нет,
это была не она, Таня Гроттер, а кто-то другой, возможно, отдаленно на нее
похожий.
– У кого-то есть вкус. Теперь бы только
понять, у кого! Пуппер? Что-то не верится.
Будь это платье от Гурика, мы нашли бы приколотую к подкладке визитную карточку
со скромненькими буковками «Гу-Пу». И сто вагонов роз. Причем на каждом вагоне
было бы написано: «Это последний букет тебе, Tanja!» За последним шел бы самый
последний, самый-самый последний, последний в третьей степени и так далее до
бесконечности. А в конце цветочного состава ехала бы цистерна с кислотными
слезами тети Настурции.
Таня невольно улыбнулась, оценив, как верно
подметила Гробыня. Да, Гурик это Гурик, вечно в своем репертуаре. Каждая
разлука у него была окончательной и каждая заканчивалась трагической сценой,
даже если он просто уходил в драконбольную раздевалку. Когда ко всему подходишь
с тяжеловесной серьезностью, через очень короткое время люди вообще перестают
воспринимать тебя всерьез.
– Нет, платье прислал не Гурик. Тот, кто
это сделал, очень хорошо тебя чувствует… Внутренне чувствует, в мельчайших
нюансах. Любит тебя не только за достоинства, но и за недостатки. В общем,
Пуппер тут отдыхает. Но тогда кто? Кто? – никак не могла успокоиться
Гробыня.