– Так и быть, я остаюсь в этом
клоповнике! Но это что, весь сервис? Быстренько сбегай и принеси мне три
бутылки минеральной воды запивать витамины! Учти, вода должна быть с газом, но
без пузырьков! А теперь марш, глюпый мальчик, марш! – приказала она и,
прежде чем Ванька успел опомниться, небрежно уронила ему на ладонь зеленоватый
кружочек жабьей бородавки.
Вспыльчивый Ванька побагровел. Он пробормотал
заклинание, а в следующий миг тетю Настурцию уже сбило с ног бурлящим потоком,
который понес ее к окну.
– Ненавижу сырость! И зачем я покинул
алмазные копи? – застонал гном. Он сиганул с плеча тети Настурции и ловко
повис на люстре.
– Ну как газированная вода? Надеюсь,
пузырьков не было? – спросил Ванька.
Он изумленно уставился на свою руку.
Признаться, он сам не ожидал такого эффекта. Да, он хотел душ, но чтобы такой!
Так вот в чем дело – на его руке, кроме его собственного, был перстень Поклепа.
Неудивительно, что самое простое заклинание так сработало – от двух-то
перстней.
Вода схлынула. Тетя Настурция, похожая на
плохо выжатую в стиральной машине моську, гневно визжала, топая ногами.
– Я извиняюсь. Лично я тут ни при чем…
Она спрашивает, как тебя зовут! Имя, фамилия. Она будет жаловаться в Магщество
и на Лысую Гору, – наплевательским голосом осведомился с люстры гном.
– Пусть жалуется. Ванька Валялкин. Пятый
курс.
Гном перевел. Тетя Настурция фыркнула и вдруг
осадила назад, как лошадь, которой окоротили поводья.
– Вайлялька? Тот Вайлялька, что хотел
убить Гурия и бежал из Дубодама! Монстр! Подросток-чудовище! Я обещаю, ты снова
отправишься в Дубодам! – взвизгнула она.
– Что она говорит? – спросил Ванька.
– Она просит, чтобы ты снял меня с
люстры! И вообще приглашает тебя… э-э… в гости! – заявил хитрый гном.
Когда за Ванькой закрылась дверь, тетя
Настурция плюхнулась в высокое кресло академика и, отобрав у гнома трубку,
сунула ее в угол рта. Гном, чихая в рукав, с изумлением наблюдал за ней.
– О, зоус рашенс! – сказала тетя
Настурция и, достав из рукава маленький, очень изящный зудильник, попыталась
связаться с Магфордом.
Зудильник не работал. Тетя Настурция собрала в
складки кожу на лбу, выпустила клуб дыма, принявший очертания черепа, и
пасмурно задумалась. Гном так распереживался, что, чихая в очередной раз,
откусил себе пуговицу на рукаве.
* * *
Таня с Ягуном заканчивали расселять команду
Магфорда в правом крыле Жилого Этажа. Принц Омлет, Шейх Спиря и О-Фея-Ли-Я
принялись было морщить носы и жаловаться на маленькие комнаты, но Гробыня
решительно составила в угол их метлы и, окружив гостей магфиозными
купидончиками, увела всех в Зал Двух Стихий.
– Чего тут сидеть пауков разглядывать?
Прошвырнемся, перекусим! По лагману, по плову, по шурпе, по шашлычку из мидий,
по шаурме! Один золотой человек, мародер по призванию и поэт в душе, недавно
помог мне обнаружить несколько отличных трофейных скатертей-самобранок с
восточной кухней! – заявила она.
Гломов польщенно хмыкнул. Мародер по призванию
и поэт в душе был, конечно, он, Гуня, собственной персоной. Скатерти он нашел в
личном ларе Соловья О.Разбойника в состоянии крайней ветхости. Должно быть, они
лежали там давно, со времен, когда Соловей разбойничал.
– Шашлык – это хорошо. Только, умоляю
тебя, Гробби, сегодня без hleb-and-sol! – попросил Гурий Пуппер. Страшный
русский hleb-and-sol остался кошмарнейшим воспоминанием его детства.
Гробыня передернула плечами.
– Да уж не трясись! Стану я, молодая и
красивая, на тебя хлеб-соль переводить! Проголодаешься – в столовку сбегаешь!
Гурий выглядел несчастным. Бедному Пупперу
пришлось целый час скандалить с тетей Настурцией, которая требовала, чтобы
Гурий спал вместе с ней в кабинете Сарданапала. Под конец тетя Настурция
уступила, но потребовала, чтобы с Гурием лег верный Прун. Гореанна же должна
была всю ночь прохаживаться по коридору со сглаздаматом.
Джейн Петушкофф висла у Пуппера на руке и не
отпускала ни на шаг. Она, видимо, твердо решила, что не даст Гурию возможности
поговорить с Таней наедине.
Ужин прошел весело. Хотя бы потому, что на нем
не было взрослых. Тетя Настурция обсыхала после минерального фонтана. Кощеев,
Тиштря и Графин Калиостров, шастая по школе, плели интриги. Склепова отправила
целый эскадрон купидончиков мешаться и путаться у них под ногами, однако
большой надежды на купидонов не было. Сложно поверить, что три таких старых
хмыря – по жизни, а не по происхождению – могли влюбиться во что-то, кроме мешка
денег, даже если нашпиговать их стрелами, как кактус иголками.
Грызиана Припятская тоже не явилась на ужин,
который старшекурсники давали невидимкам. Она брала интервью у Усыни, Горыни и
Дубыни, надеясь у них выведать, что произошло с преподавателями Тибидохса.
Однако богатыри лишь громко ржали, ковыряли в зубах говяжьми костями и на все
вопросы отвечали, что «нiкого нема».
Почему Усыня, Горыня и Дубыня не сгинули
вместе с циклопами и преподавателями, вообще было загадкой.
– Неудивительно, что колодец их не
втянул. Они такие ослы, что прямо чистые дети! – заявил как-то Ягун.
– Не любишь ты детей, – хмыкнул
Ванька.
– Кто? Я не люблю детей? Это ты мне
говоришь, маечник? – возмутился Ягун. – Я их просто обожаю, но только
в трех видах: жареном, вареном и спящем. Во всех прочих видах детей надо
держать в клетке, через которую пропущен ток. Дети – это мухоморы жизни.
– Ягун, ты тоже был шустрым ребенком, но
в клетке не сидел, – заявил Ванька.
– Меня надо было еще поймать. Я был
шустрый, как бешеный таракан, и такой же деловой, – ностальгически сказал
Ягун.
Однако у версии, что Горыня, Дубыня и Усыня не
исчезли из-за своей глупости, были и противники. Например, Таня. Она
утверждала, что, если разобраться, циклопы тоже были не гении, что не помешало
им сгинуть. Она предполагала, что тут есть иная, важная причина, в которой
нужно еще разобраться.
Кэрилин Курло за ужином то хохотала, то
плакала. Она оказалась особой крайне эмоциональной. Шейх Спиря порывался
рассказывать анекдоты, перескакивая с арабского на русский. Анекдотов Спири так
никто и не понял, зато смеялся он крайне заразительно. Так заразительно, что
Верка Попугаева даже простудилась.