Таня Гроттер и ботинки кентавра - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Емец cтр.№ 34

– А теперь можешь меня обнять и поцеловать, – распорядилась она. – Только учти – тебе придется расстроить свою помолвку и жениться на мне. Я девушка глубоко порядочная, имеющая абонемент в загс. Ну, чего ты застыл как истукан? Ты меня не узна…

Гробулия осеклась. В глазах у принца появилось неприкрытое злорадство. Не похоже было, что превращение страшной царицы в симпатичную фрейлину оказалось для него такой уж неожиданностью.

– О, как я тебя поцелую! Тебя так страстно никто еще не целовал! – пообещал принц Форн.

Он протянул руку и одним движением, точно перчатку с руки, сдернул с себя магический лик. Гробулия узнала Эйду Сирос. Проклятая Эйда точно так же, как и она, применяла маскирующую магию.

– Вы слышали: она произнесла слово «загс»! – с ужасом воскликнула Эйда. – Никогда не слышала такого слова!

– Магия вуду чистейшей воды!.. – произнес чей-то голос, показавшийся Гробулии знакомым.

– Что я говорила, Ваше Величество! Я ей никогда не доверяла! Я заметила, как она подала принцу знак! – продолжала Эйда с тем чистым восторгом, который люди испытывают, когда делают кому-то гадость.

Гробулия нервно обернулась. За ее спиной, сдернув невидимые плащи, поочередно возникли царь Бэр III с охраной, царица Нуи и принцесса Августа, кислая как лимон и раздраженная, как болотный хмырь.

– Блин! Я давала представление перед слишком большим количеством зрителей! И хоть бы один купил билет! – тихо сказала себе Гробулия. Она поняла уже, что не просто вляпалась, но увязла по самую макушку.

– Неблагодарная тварь! Ты чуть не увела у меня моего лапусика! А еще называла его уродом, змея! – прошипела принцесса Августа. – Как хорошо, что папуля послушался Эйду и перевел принца Форна в другие покои!

– Ты разочаровала нас, Гробулия! Разумеется, твоя карьера при дворе закончена… Ты больше не фрейлина. И вообще, как бы поточнее выразиться, ты уже больше никто… – как всегда мягко и туманно, изрек Бэр.

Он обернулся к магцарям и коротко приказал:

– Увести!

– И казнить! – подытожила царица Нуи.

Магцари вопросительно оглянулись на царя Бэра. Тот грустно кивнул:

– На этот раз «да». Девчонка зашла слишком далеко. Приказ мы передадим начальнику стражи. Ты не продиктуешь, дорогая? Что-то у меня последнее время как-то паршиво с приказами по царству.

– Разумеется. Я изобрету для нее какую-нибудь миленькую казнь, – кровожадно пообещала царица Нуи.

Эйда Сирос противно захихикала.

– Правильно делаешь, что хихикаешь. С твоими зубами не смеются! – осадила ее Гробулия, жалея, что не может пнуть Эйду в коленную чашечку. – А ты, Августа, присматривай за Форном. Он хорош гусь, уж я-то вижу! Ему хоть на чучело юбку надень, он его до дыр зацелует… Всем пока! Мальчики, не отставать! Девочка пошла казниться!

Магцари сомкнулись вокруг Склеппи и повели.

– А все-таки последнее слово осталось за мной! – сказала она, спускаясь по винтовой лестнице.

– Топай, топай! Приговоренным к смерти запрещается болтать, – произнес пожилой магцарь, подталкивая ее в спину рукоятью секиры.

«Вот я и допрыгалась. Даже Нипухус не помог», – грустно подумала Склеппи.

* * *

«Тяжелая дверь темницы захлопнулась с тем звуком, с которым топор опускается на плаху. Девушка стояла неподвижно, оглушенная свалившимся на нее несчастьем. Ее глаза постепенно привыкали к полумраку».

Так написали бы в средненьком приключенческом романе, который охотно прибегает к помощи его величества трафарета. Но, увы, в нашем случае все произошло иначе. Реальная жизнь обладает значительно большим запасом деталей и мелких нелепостей, которые превращают любое банальное действие в неповторимое.

Прежде чем втолкнуть Гробулию в камеру, магцарям долго пришлось разыскивать запропастившегося куда-то мага-тюремщика. Некогда он был царским астрологом, но был переведен в тюремщики за ошибочные предсказания, привычку регулярно выходить в астрал, любовь к травке-забавке и, главное, за неделикатное обращение с болонками Ее Величества.

Наконец тюремщик был обнаружен в пыточной, мирно спящим на новом войлоке под блоком абсолютной истины, как возвышенно именовал дыбу романтик Бэр III. Когда тюремщика растолкали, обнаружилось, что он находится в том исключительном состоянии, когда небо кажется жидким, на полу мерещатся зубастые звезды, а запахи становятся квадратными и норовят ввинтиться в ноздри через уши. Растолкавшие его маги предстали перед беднягой в обличье всадников ада, явившихся за его душой, и он дико заорал, отмахиваясь от них клещами.

Лишь пару минут спустя он разобрался, что к чему, и поутих. Даже при том, что коварные предметы принимали обличье друг друга, тюремщик сумел быстро разобраться с ключами и открыть камеру. Гробулию втолкнули внутрь. Дверь захлопнулась, но не со звуком топора, а со звуком, с которым захлопываются все без исключения двери, окованные железом.

– Надолго к нам? – спросил тюремщик.

– Да нет. Утром казнят, – ответил один из магцарей.

– А… Ну тогда одеяло можно не давать. И на полу поспит, – сказал бывший астролог и, позванивая ключами, удалился на негнущихся ногах досматривать абсурдные сны.

Склеппи осмотрелась. Камера была тесной, узкой, с длинным зарешеченным окном, в которое даже кошку можно было просунуть, лишь распилив ее предварительно лобзиком. О том же, чтобы покинуть тюрьму с помощью магии, не приходилось и мечтать. В царстве, где большая часть населения обладала магическим даром, стены тюрем строились с блокировкой возможного проникновения.

Гробулия потрясла решетку, которая обожгла ей ладони красноватым ворожейным сиянием, бессильно пнула стену и уставилась на прямоугольник неба с выпуклым лунным глазом. Только сейчас до Склеппи в полной мере дошла мысль, что завтра ее не будет.

– Вот уж правду говорят: все беды от мужиков! – проворчала она.

Внезапно у нее за спиной послышался не то скрипучий смех, не то кашель. Склеппи торопливо обернулась. До сих пор она была убеждена, что одна в темнице, но теперь разглядела в углу нечто похожее на… Пытаясь отыскать подходящее сравнение, Гробулия оказалась в непростом положении. Со сравнениями в данном случае было совсем туго. Если ей это что-то и напоминало, то разве что скомканную грязную простыню, которой наспех и без всякого желания придали сходство с человеческой фигурой. «Даже мумия фараона и та была бы симпатичнее», – подумала Склеппи.