— Хотя вы, по-видимому, твёрдо решили продать меня испанцам,
это ещё отнюдь не причина, чтобы я умирал тут у вас от жажды. В горле у меня
пересохло, как в солончаковой пустыне, ей-богу.
И хотя мучившая его жажда служила для него лишь предлогом,
чтобы достичь своей цели, тем не менее она была отнюдь не притворной, и надо
сказать, что его тюремщики так же сильно от неё страдали. Воздух в этой комнате
с запертыми наглухо дверями и окнами был нестерпимо удушлив. Сэм провёл рукой
по влажному лбу и стряхнул капельки пота.
— Дьявол! Ну и жарища! — пробормотал он. — Мне тоже пить
охота.
Каузак облизнул воспалённые губы.
— А здесь в доме нет ничего? — спросил он.
— Нету. Да тут до таверны два шага. — Сэм поднялся со стула.
— Пойду принесу кувшин вина.
Душа Питера Блада снова взмыла ввысь на крыльях надежды.
Произошло именно то, чего он добивался. Зная пристрастие этих подонков к
бутылке, он рассчитывал, что разговор о жажде легко повлечёт за собой желание
её удовлетворить, а это, в свою очередь, приведёт к тому, что один из них
отправится за вином, и, если повезёт, это будет Сэм. А уж с Каузаком-то он
договорится в два счёта — в этом капитан Блад не сомневался.
И тут этот кретин Каузак проявил излишнее нетерпение и тем
испортил всё дело. Он тоже вскочил на ноги.
— Кувшин вина! Вот это дело! — заорал он. — Давай ступай
скорей! Я сам прямо помираю — так в глотке пересохло.
Голос его задрожал от волнения, и ухо Сэма сразу уловило эту
нетерпеливую дрожь. Он приостановился, внимательно вгляделся в своего
компаньона и как в открытой книге прочёл на лице этого мелкого жулика все его
коварные намерения.
Губы его скривились в усмешке.
— Я что-то передумал, — медленно произнёс он, — Лучше уж ты
ступай, а я здесь покараулю.
У Каузака отвалилась челюсть; он даже побледнел. И капитан
Блад уже в третий раз проклял в душе его непроходимую глупость.
— Ты что — не доверяешь мне? — проворчал Каузак.
— Да нет… Не то чтобы… — последовал уклончивый ответ. —
Только уж лучше я останусь.
Тут Каузак и в самом деле рассвирепел:
— Ах, так! Да пошёл ты к дьяволу! Если ты мне не доверяешь,
так я тебе тоже не доверяю.
— А тебе незачем мне доверять. Ты знаешь, что меня его
посулы не соблазняют. Значит, мне его и сторожить.
Минуты две эти гнусные союзники молча сверлили друг друга
взглядом и только сопели сердито. Затем Каузак угрюмо отвёл глаза в сторону,
пожал плечами и отвернулся, словно поневоле признавая, что против доводов Сэма
не поспоришь. Он постоял ещё немного, прищурившись, о чём-то размышляя. И, как
видно приняв внезапно какое-то решение, произнёс:
— Да ладно, пойду! — повернулся и быстро вышел из комнаты.
Когда дверь за французом захлопнулась, Сэм опустился на
табурет. Блад прислушивался к быстро удаляющимся шагам, пока они не замерли
вдали. И неожиданно громко расхохотался, заставив вздрогнуть своего стража.
Сэм подозрительно на него поглядел:
— Что это тебя так разбирает, капитан?
Блад, как мы знаем, предпочёл бы иметь дело с Каузаком. С
тем он мог действовать наверняка. Добиться чего-нибудь от Сэма представлялось
маловероятным, ибо он явно боялся испанцев как огня. И тем не менее испробовать
надо было всё, любую, самую ничтожную возможность.
— Меня забавляет твоя беспечность, — отвечал капитан Блад. —
Сторожить меня ты ему не доверил, а за вином отпустил…
— Так что ж за беда?
— А если он вернётся не один? — загадочно проронил капитан
Блад.
— Чума на него! — вскричал Сэм. — Пусть он только попробует
со мной такие шутки шутить, пристрелю, как собаку! Я с этими шутниками не
церемонюсь.
— Тебе так и так нужно от него избавиться, Сэм. Это же
мерзавец и предатель, мне ли его не знать. Ты ему стал сегодня поперёк дороги,
и он тебе этого не забудет. Сам бы мог понять — ты же видишь, как он предал
меня. Да только ты всё равно ничего не понимаешь. У тебя есть глаза, Сэм, но ты
видишь не больше, чем слепой щенок. И голова у тебя вроде есть, но её вполне
могла бы заменить и тыква, иначе ты не стал бы колебаться между испанцем и
мной.
— А, ты опять про это!
— Да, разумеется. Предлагаю тебе четыреста тысяч и ручаюсь
честью, что не буду помнить зла и мстить тебе. Даже Каузак пытался тебе
втолковать, что моему слову можно верить, — он-то не колебался принять моё
предложение.
Питер Блад умолк. Бандит-охотник молча смотрел на него,
размышляя. Лицо у него посерело от волнения, пот крупными каплями выступил на
лбу.
— Четыреста тысяч, говоришь? — прохрипел он наконец.
— Ну, а то как же? Зачем тебе делиться с этим французом?
Думаешь, он стал бы делиться с тобой? Он бы, уж конечно, постарался всадить
тебе нож в спину, а все денежки положить себе в карман. Ну же, Сэм, смелей, не
упусти своего счастья! К дьяволу испанцев! Чего ты их боишься! Ты боишься
каких-то призраков. Я защищу тебя от них! На борту моего флагманского корабля
ты будешь в полной безопасности.
Сэм оживился, глаза его сверкнули, но тут же потухли снова,
затуманенные тревогой.
— Четыреста тысяч… Да больно уж риск велик…
— Да какой же риск — ровным счётом никакого, — сказал
капитан Блад. — Вполовину меньше риска, чем продавать меня испанцам. Ведь рано
или поздно эта сделка выйдет наружу, и тогда, приятель, тебе живым из Тортуги
не уйти. И даже если ты отсюда улизнёшь, мои ребята разыщут тебя и на дне
морском.
— Да откуда они про меня узнают?
— Найдётся кто-нибудь, кто им донесёт, — так всегда бывает.
Дурак ты был, что взялся за это дело, и дважды дурак, что связался с Каузаком,
он же повсюду кричал, что рассчитается со мной. Так на кого же в первую очередь
падёт подозрение, как не на него? И как только его схватят — а уж схватят его
как пить дать! — он тут же выдаст тебя, можешь не сомневаться.
— Провалиться мне, а ведь ты верно говоришь! — вскричал Сэм,
когда все эти соображения, совсем не приходившие ему на ум, проникли наконец в
его сознание.
— И всё остальное, что я тебе говорю, тоже верно, Сэм, уж ты
не сомневайся.
— Постой, дай мне подумать.
Питер Блад и на этот раз почёл за лучшее ограничиться
сказанным. Пока что в этом разговоре с Сэмом он достиг такого успеха, на
который даже не смел надеяться. Сомнение в душе Сэма посеяно — оставалось
ждать, чтобы оно дало всходы.