– А записи в своем листке вы можете объяснить?
– Да.
– Есть ли возможность, что вы в своем путевом листке
проставили ошибочный номер рейса?
– Давайте разберемся. Если я неправильно переписал номер
рейса с показаний счетчика, то его настоящий номер должен быть… ну-ка… значит,
первая поездка в «Клуб Джонатан» должна быть под номером 981. Потом 982… нет,
нет, секунду… 982 – это как раз рейс в «Клуб Джонатан». Тогда поездка в
загородный клуб – это 983, а 984 – поездка с этой женщиной. Нет, вряд ли я мог
ошибиться, когда переписывал показания счетчика, не мог я записать 969, думая,
что пишу 982.
– Но вы временами делаете ошибки? – спросил судья Хойт.
– Думаю, да. Все мы иногда ошибаемся. Временами я записываю
неверный номер, а иногда вообще начисто забываю записать номер рейса. Но такое
случается нечасто. Все записи раз в неделю проверяются в главной конторе. Ну, а
мы следим за записями, которые ведет контора. Они ведут постоянный учет, где мы
находимся… ну, вы сами знаете, у таксиста всегда есть искушение сделать левый
рейс… так что они стараются вести записи, чтобы в них все подробно отражалось –
куда едет та или иная машина, что делает тот или иной таксист, – словом, при
такой системе левые рейсы исключены.
– Давайте разберемся, – сказал судья Хойт. – Если первый ваш
рейс имел номер 969, значит, поездка в загородный клуб должна иметь номер 970?
– Правильно.
– А поездка с подозреваемой – 971?
– Да, так и должно быть, но на квитанции ясно стоит: номер
984.
– Минутку, минутку! – снова завопил Гамильтон Бергер.
– Не прерывайте меня! – отрезал судья. – Я пытаюсь
разобраться. Дайте мне пересчитать рейсы. Ну-ка, посмотрим… значит, девятьсот
семьдесят один… семьдесят два… семьдесят три… семьдесят четыре… семьдесят пять…
Судья Хойт перевернул листок, поправил очки, нахмурившись,
вгляделся в текст, бросил взгляд на Гамильтона Бергера и сказал свидетелю:
– Мистер Кидди, то, что являлось бы рейсом номер 984, если
бы первый ваш рейс в тот день действительно был номер 969, как вы это
утверждаете, помечено у вас «осмотр земельных участков».
– Можно посмотреть? – спросил Кидди.
Он взял путевой лист и, сдвинув брови, начал рассматривать
записи.
– Подождите… ну да, – сказал он, – я помню эту поездку. Две
дамочки, которых я посадил где-то на Норт-Ла-Бреа. Они хотели осмотреть
некоторые предназначенные для продажи участки. Велели мне ехать к этим
участкам, затем прямо по какой-то улице, и внезапно одна из них сказала: «Вот
оно. Остановите здесь». Она прямо завопила, чтобы я остановился. Что я и
сделал. Потом они расплатились и вышли.
– Была ли одной из этих женщин подозреваемая? – спросил
судья Хойт.
– Нет. Я не видел ее в промежутке между тем, как она ко мне
села там, на дороге, и тем, как мне ее показывали на опознании в полицейском
управлении на следующее утро.
– Вы уверены? – спросил судья. – Вы точно помните? Вы
сказали, там были две женщины?
– Дайте подумать, – ответил Кидди. – Одна была немного
полновата, а вторая… я ее не очень-то и запомнил. Когда перевозишь столько
народу…
– Я сформулирую вопрос так: можете ли вы присягнуть, что это
не была подозреваемая?
– Ну, я не запомнил ясно вторую пассажирку, но эту даму я не
видел до самого опознания следующим утром… Я имею в виду, после того, как
высадил ее у вокзала.
– Вы совершенно уверены, что не видели подозреваемую после
того, как высадили ее у вокзала, и до момента, когда вам предложили опознать ее
в полицейском управлении?
– С позволения суда, – заявил Гамильтон Бергер, – думаю, мне
становится ясна линия защиты в этом…
– Минутку, – сказал судья Хойт, – минутку. Я не желаю, чтобы
любая сторона, будь то защита, будь то обвинение, меня перебивала. Я желаю
закончить допрос так, как считаю нужным.
– Да, ваша честь, – смирился Гамильтон Бергер.
– Я тоже хотел бы задать вопрос, – сказал Мейсон.
– Зададите, когда я закончу, – отрезал судья.
– С почтением указываю суду, – сказал Мейсон, – что в деле
такого рода сторонам не должно чиниться помех при опросе свидетелей. Я считаю,
что мои права пытаются урезать и…
– На этой стадии допрос будет проводить суд, – заявил судья
Хойт. – Представители сторон будут молчать. А теперь я хотел бы услышать от вас
со всей определенностью, – обратился судья к свидетелю, – возможно ли такое,
что эта квитанция, которая, очевидно, была найдена в сумочке подозреваемой,
является квитанцией за рейс, который вы охарактеризовали как осмотр земельных
участков двумя пассажирками, севшими в такси на Норт-Ла-Бреа?
Водитель нервно заерзал.
– Да или нет? – настаивал судья Хойт.
– Да, такое возможно, – ответил свидетель.
– И с какой вероятностью такое возможно?
– Ну, если вы так ставите вопрос, господин судья, то есть
ваша честь, то вполне возможно.
– Именно это я и хотел знать, – отрезал судья Хойт.
– Я хочу задать вопрос, – сказал Гамильтон Бергер.
– Прошу прощения, – заявил Мейсон. – Напоминаю, что сейчас я
веду допрос свидетеля. Я еще не закончил.
– Думаю, я имею право задать вопрос сейчас, чтобы пояснить
кое-что суду, – заявил прокурор.
– Суд сам в состоянии прояснить для себя тот или иной
вопрос, если таковой вообще поддается прояснению, – сказал судья. – Суд не нуждается
в интерпретаторах.
– Ваша честь, но я думаю, что ответ напрашивается сам собой!
– воскликнул Гамильтон Бергер. – Подозреваемая, несомненно, знает одну из
женщин, севших в такси на Норт-Ла-Бpea, и она получила квитанцию от нее.
Совершенно ясно, как все было подстроено. Женщины взяли такси и велели таксисту
ехать, не сообщив никакого конкретного адреса. Как только на счетчике выскочило
два доллара девяносто пять центов, женщины расплатились и вышли, забрав
квитанцию. Далее, без сомнения, следуя чьим-то инструкциям, передали квитанцию
подозреваемой, чтобы она была обнаружена в ее сумочке и чтобы тем самым была
поставлена ловушка для свидетеля. Это, ваша честь, не только образчик нарушения
профессиональной этики, но также убедительнейшее из всех возможных
доказательств вины, поскольку показывает, что подозреваемая уже в то время
точно знала, что ее будут расспрашивать о поездке, и она приняла участие в
подготовке западни для представителей закона.
– Вы можете что-нибудь сказать по этому поводу, мистер
Мейсон? – спросил судья.