Часть третья. Террорист
9
Сопровождающий негромко сказал: «Ждите здесь» и ушел, –
скрылся между кустами и за деревьями. Максим сел на пенек посередине полянки,
засунул руки глубоко в карманы брезентовых штанов и стал ждать. Лес был старый,
запущенный, подлесок душил его, от древних морщинистых стволов несло трухлявой
гнилью. Было сыро. Максим ежился, он чувствовал дурноту, хотелось посидеть на
солнышке, погреть плечо. В кустах неподалеку кто-то был, но Максим не обращал
внимания – за ним следили от самого поселка, и он ничего не имел против.
Странно было бы, если бы они поверили сразу же.
Сбоку на полянку вышла маленькая девочка в огромной
залатанной кофте и с корзинкой на руке. Она уставилась на Максима и так, не
отрывая от него любопытных глаз, прошла мимо, спотыкаясь и путаясь в траве.
Какой-то зверек вроде белки мелькнул между кустами, взлетел на дерево, глянул
вниз, испугался и исчез. Было тихо, только где-то далеко стучала неровным
стуком машина – резала тростник на озере.
Человек в кустах не уходил – буравил спину недобрым
взглядом. Это было неприятно, но надо привыкать. Теперь всегда будет так.
Обитаемый остров ополчился на него, стрелял в него, следил за ним, не верил
ему. Максим задремал. Последнее время он часто задремывал в самые неподходящие
моменты. Засыпал, просыпался, опять засыпал. Он не пытался с этим бороться: так
хотел организм, а ему виднее. Это пройдет, только не надо сопротивляться.
Зашуршали шаги, и сопровождающий сказал: «Идите за мной».
Максим поднялся, не вынимая рук из карманов, и пошел за ним, глядя на его ноги
в мягких мокрых сапогах. Они углубились в лес и принялись ходить, описывая
круги и сложные петли, постепенно приближаясь к какому-то жилью, до которого от
полянки напрямик было совсем близко. Потом сопровождающий решил, что он
достаточно запутал Максима, и полез напрямик через бурелом, причем, как человек
городской, производил много шума и треска, так что Максим даже перестал слышать
шаги того человека, который крался следом.
Когда бурелом кончился, Максим увидел за деревьями лужайку и
покосившийся бревенчатый дом с заколоченными окнами. Лужайка заросла высокой
травой, но Максим видел, что здесь ходили – и совсем недавно, и давно. Ходили
осторожно, стараясь каждый раз подойти к дому другим путем. Сопровождающий
открыл скрипучую дверь, и они вошли в темные затхлые сени. Человек, который шел
следом, остался снаружи. Сопровождающий отвалил крышку погреба и сказал: «Идите
сюда, осторожнее…» Он плохо видел в темноте. Максим спустился по деревянной
лестнице.
В погребе было тепло, сухо, здесь были люди, они сидели
вокруг деревянного стола и смешно таращились, пытаясь разглядеть Максима. Пахло
свежепогашенной свечей. По-видимому, они не хотели, чтобы Максим видел их лица.
Максим узнал только двоих: Орди, дочь старой Илли Тадер, и толстого Мемо
Грамену, сидевшего у самой лестницы с пулеметом на коленях. Вверху тяжело грохнула
крышка люка, и кто-то сказал:
– Кто вы такой? Расскажите о себе.
– Можно сесть? – спросил Максим.
– Да, конечно. Идите сюда, на мой голос. Наткнетесь на
скамью.
Максим сел за стол и обвел глазами соседей. За столом кроме
него было четверо. В темноте они казались серыми и плоскими, как на старинной
фотографии. Справа сидела Орди, а говорил плотный широкоплечий человек,
сидевший напротив. Он был неприятно похож на ротмистра Чачу.
– Рассказывайте, – повторил он.
Максим вздохнул. Ему очень не хотелось начинать знакомство
прямо с вранья, но делать было нечего.
– Своего прошлого я не знаю, – сказал он. – Говорят, я
горец. Может быть. Не помню… Зовут меня Максим, фамилия – Каммерер. В Гвардии
меня звали Мак Сим. Помню себя с того момента, когда меня задержали в лесу у
Голубой Змеи…
С враньем было покончено, и дальше дело пошло легче. Он
рассказывал, стараясь быть кратким и в то же время не упустить то, что казалось
ему важным.
– …Я отвел их как можно дальше вглубь карьера, велел им
бежать, а сам не торопясь вернулся. Тогда ротмистр расстрелял меня. Ночью я
пришел в себя, выбрался из карьера и вскоре набрел на пастбище. Днем я прятался
в кустах и спал, а ночью подбирался к коровам и пил молоко. Через несколько
дней мне стало лучше. Я взял у пастухов какое-то тряпье, добрался до поселка
Утки и нашел там Илли Тадер. Остальное вам известно.
Некоторое время все молчали. Потом человек деревенского
вида, с длинными волосами до плеч, сказал:
– Не понимаю, как это он не помнит прошлой жизни.
По-моему, так не бывает. Пусть вот Доктор скажет.
– Бывает, – коротко сказал Доктор. Он был худой,
заморенный и вертел в руках трубку. Видимо, ему очень хотелось курить.
– Почему вы не бежали вместе с приговоренным? – спросил
широкоплечий.
– Там оставался Гай, – сказал Максим. – Я надеялся, что
Гай пойдет со мной… – Он замолчал, вспоминая бледное потерянное лицо Гая и
страшные глаза ротмистра, и горячие толчки в грудь и живот, и ощущение бессилия
и обиды. – Это, конечно, была глупость, – сказал он. – Но тогда я этого не
понимал.
– Вы принимали участие в операциях? – спросил позади
грузный Мемо.
– Я уже рассказывал.
– Повторите!
– Я принимал участие в одной операции, когда были
захвачены Кетшеф, Орди, вы и еще двое, не назвавших себя. Один из них был с
искусственной рукой, профессиональный революционер.
– Как же вы объясняете такую поспешность вашего
ротмистра? Ведь для того, чтобы кандидат получил право на испытание кровью, ему
нужно сначала принять участие по меньшей мере в трех операциях.
– Не знаю. Я знаю только, что он мне не доверял. Я сам
не понимаю, почему он послал меня расстреливать…
– А почему он, собственно, стрелял в вас?
– По-моему, он испугался. Я хотел отобрать у него
пистолет…
– Не понимаю я, – сказал человек с длинными волосами. –
Ну не доверял он вам. Ну, для проверки послал казнить…
– Подождите, Лесник, – сказал Мемо. – Это все
разговоры. Доктор, на вашем месте я бы его осмотрел. Что-то я не очень верю в
эту историю с ротмистром.
– Я не могу осматривать в темноте, – раздраженно сказал
Доктор.
– А вы зажгите свет, – посоветовал Максим. – Все равно
я вас вижу.
Наступило молчание.
– Как так – видите? – спросил широкоплечий.
Максим пожал плечами.
– Вижу, – сказал он.
– Что за вздор, – сказал Мемо. – Ну, что я сейчас
делаю, если вы видите?
Максим обернулся.