Может, все-таки рискнуть?..
Сергей, как и обещал, приехал в десять утра. Сменил караул,
привез харчей. Хотя харчей оставалась еще полная тумбочка. Но дело, конечно, не
в харчах…
Кольцов попросил вывести его на задний двор. Когда они
присели на сваленную кем-то березу, заменяющую скамейку, опер сразу, без
подготовки приступил к делу. Начал с того, что некролог уже пишется, а значит,
обратной дороги в зону для него нет. И плавно закончил основным тезисом:
— Валить мне надо, Серега. Валить… Хотя бы месяца на
три. Потом сдамся.
Как и предполагал Евгений, Сергей отнесся к идее не слишком
позитивно:
— Думаешь, потом что-то изменится?
— Не знаю… Но, если останусь, точно без вариантов.
— Давай я с кумом перетолкую. Пусть охраняет.
— Я тебя умоляю… Это все равно что чеченскому полевому
командиру предложить отпустить заложников, пообещав перевести деньги по
безналу. Что, вертухаи со мной в сортир ходить будут? А заплатит им
Казбек — сами и придушат… Ты мне прямо скажи — поможешь?
Сергей чуть помолчал, после нехотя переспросил:
— Что от меня надо?
— Для начала ключи от браслетов. Одежонку какую-нибудь.
И, главное, укромное место в Тихомирске. В Потеряхино прятаться негде.
Сергей помолчал еще немного, прикидывая возможные варианты.
— И еще, — продолжил Кольцов, — если один
сбегу, тебя начнут обкладывать. Не поверят, что я сам…
— Не понял… Ты хочешь бежать с этим? — Гагарин
кивнул на окно палаты.
— Не хочу. Но придется. Иначе застучит.
— А он согласен?
— Пока не знаю, не говорил. Но, думаю, согласится. Есть
причины.
— Давай так… Ты поговори с ним, я прикину. Часов в семь
вечера вернусь и все решим.
По интонации однополчанина Кольцов понял, что вписываться в
такую авантюру ему совсем не интересно. Потому что он тоже законник. Ладно б,
ему помочь, а какому-то уркагану? Поэтому и с ответом решил повременить. Вдруг
не договорятся соседи по больничной койке.
— Хорошо, — согласился опер. Выдержав паузу,
посмотрел бывшему коллеге в глаза: — Я понимаю, что, наверное, это
неправильно, но… Помоги мне.
Сергей молча кивнул.
— Пойдем в палату.
Положенец не спал. Сидел на койке и всухомятку жевал кусок
батона. Левая рука висела на перевязи, грудь стягивали бинты. Да, с таким
пассажиром далеко не убежишь. С Сергеем Сумрак по обыкновению не поздоровался.
Когда тот ушел, положенец попросил Кольцова достать из тумбочки пакет кефира.
Прыгать в наручниках не позволяла воровская честь.
— Нас завтра переводят. В Тихомирск, —
проинформировал опер, выполнив просьбу. — Серега сказал, у тебя совсем
хреново. Они не только нападение на кума пришить хотят, но и дезорганизацию
работы колонии. Тебя после суда в «крытку», скорей всего, перекинут. Или к
«полосатикам».
Последнее утверждение было чистым блефом, но вполне могло
воплотиться в жизнь. Куда еще такого товарища отправить? Или в крытую тюрьму,
или в зону с особым режимом. На строгом вряд ли оставят.
Сам Сумрак об этом тоже догадывался, отчего стал еще
сумрачней.
Кольцов перетянул койку поближе к соседу, поднес палец к
губам, прислушиваясь к звукам за дверью палаты, потом вполголоса спросил:
— Ты как в плане здоровья? Бегать можешь? Или хотя бы
быстро ходить? Если браслеты снять.
— А тебя колышет мое здоровье? — скорее по
привычке огрызнулся авторитет. (Слово «колышет», к большому сожалению, является
слабой копией того, что было произнесено на самом деле. Увы, вновь беспредел
цензуры.)
— Меня — волнует. Есть верная тема. Я в зону
возвращаться не собираюсь. В самоволку уйду. Длительную. Серега подмогнет…
Компанию не хочешь составить?
— С чего вдруг такая забота? Хочешь на лыжи
встать — вставай. А я тут при чем? Или боишься, что сдам? — Сумрак
сразу угадал направление мыслей Кольцова.
— Боюсь, — подтвердил тот, не виляя.
— Не ссы. Не сдам. Твои темы — это твои темы, мне
до них дела нет, — глядя прямо в глаза, ответил положенец.
Но уверенности это оперу не принесло. Обещать эта публика
горазда: последнюю рубаху на груди порвут, всеми родственниками поклянутся, а
едва отвернешься… Сколько примеров на памяти.
— А чего ж ты про волю плакался? — Кольцов решил
бить по больному. — Что ни одной бабы не было, что всю жизнь по тюрьмам…
— Я плакался?! Да я бродяга по жизни! Мне тюрьма —
дом родной!
— Кому ты в этом доме через пять лет нужен будешь? Сам
же кричал! Думаешь, тебе блатные памятник поставят? «За верность понятиям»?
Хорошо, если лавэ на вставную челюсть подкинут.
— Засохни, понял? Не тебе судить.
— Может, и не мне… Только ты со своими понятиями в ШИЗО
сгниешь, а Шаман без понятий завтра где-нибудь в Испании пузо греть будет. И
никто из твоих бродяг за ним туда не поедет!
Кольцов решил пустить в дело все козыри. В том числе сыграть
на жажде мести.
— Надо будет, поедут, — отстаивал честь воровского
мундира Сумрак, — и хоть в Испании, хоть на Аляске достанут.
— Сразу видно, ты давно на воле не был. Как достанут,
так и отстанут! Сейчас твои понятия простым русским словом называются. Бабки!
Откупится Шаман, да еще приплатит, чтоб тебя самого в карцере крысы загрызли. И
загрызут!
Дверь палаты приоткрылась, заглянул разбуженный боец:
— Чего расшумелись?!
— Спорим о судьбах России, — ответил
Кольцов, — и проблемах защиты компьютерных технологий.
— Потише спорьте!
Боец зевнул, едва не вывернув мощную челюсть, и скрылся за
дверью.
— Меня еще быстрей загрызут, — не успокаивался
Сумрак, — когда узнают, что я, положенец, с ментом в подельниках. Голимый
косяк!
— Значит, законы ваши блатные — полное
говно! — вбил гвоздь в компьютерные технологии Кольцов.
— Не говнее ваших, — огрызнулся положенец, правда,
уже не таким уверенным тоном.
— Я тебе до Питера, что ли, предлагаю драпать? В
Тихомирске разойдемся. Я тебя не знаю, ты — меня. Ты к своим ворам, я к
своим ментам. И разбирайся с Шаманом сколько душе угодно.