У меня создалось впечатление, что он прыгает на четвереньках
в самой сердцевине огромного костра, и неожиданно я осознал, что мой
собственный крик заглушил взрывы его смеха.
Тонкие обуглившиеся конечности то взлетали вверх, то вновь
падали, а в какой-то момент растаяли, превратились в пепел. Пламя взметнулось и
заревело еще громче. Но ничего, кроме бушующего огня, я уже не видел.
Упав на колени и закрыв руками лицо, я продолжал безутешно
рыдать. Но даже сквозь прикрытые веки я видел следующие одна за другой вспышки
и разлетающиеся во все стороны искры, пока не уткнулся лицом в каменный пол.
Глава 4
Прошли, казалось, годы, а я все продолжал лежать на полу,
глядя, как догорает огонь, оставляя после себя обуглившиеся головешки.
В комнате стало прохладнее. В открытое окно задувал холодный
ветер. Я не переставая плакал, и собственные всхлипывания отдавались у меня в
ушах, пока наконец я не почувствовал, что не в силах больше выносить их. Меня
не утешало и сознание того, что в таком состоянии все, в том числе и мое горе,
несомненно казалось преувеличенным.
Время от времени я принимался молиться. Я молил о прощении,
хотя не мог с уверенностью сказать, за что я просил простить меня. Я обращался
к Пресвятой Богородице и ко всем святым, снова и снова произнося все известные
мне молитвы, пока речь моя не превратилась в бессвязное бормотание.
Когда я протирал глаза, кровавые слезы оставляли следы на
моих руках.
Потом я лежал, распластавшись на полу, бормоча уже не
молитвы, а какие-то невразумительные мольбы и просьбы, которые мы обычно
обращаем ко всем, кого считаем достаточно могущественными, какие бы имена они
ни носили.
– Не бросай меня здесь одного. Не покидай меня. Я на
поляне ведьм. Это колдовская поляна. Не позволяй мне пасть еще ниже, чем я
сделал это прошлой ночью. Не допусти, чтобы это произошло… Лестат, очнись.
Вновь и вновь я слышал слова Магнуса: «…чтобы найти ад, если
он есть… если Князь Тьмы все же существует…»
Наконец я с трудом поднялся на четвереньки. Голова
кружилась, и в ней чувствовалась какая-то легкость, словно я вдруг лишился
разума. Взглянув на огонь, я увидел, что он еще не до конца потух и при желании
я могу разжечь его снова, чтобы самому броситься в ревущее пламя.
Но едва лишь я заставил себя вообразить муки, которые мне
предстоит испытать, как намерение мгновенно улетучилось.
В конце концов, почему я должен делать это? В чем я
провинился, чтобы заслужить участь ведьм? У меня не было никакого желания даже
на миг оказаться в аду. И я совсем не собирался отправиться туда лишь затем,
чтобы плюнуть в лицо Князю Тьмы, кем бы он ни был!
Напротив, если я проклят, пусть этот сукин сын сам придет за
мной. И пусть объяснит мне, за что обречен я на страдания и муки. Мне и в самом
деле очень хотелось бы это знать.
А что касается забвения… Что ж, с этим еще можно подождать.
По крайней мере, все это надо тщательно обдумать…
Меня охватывало непонятное спокойствие. На душе было мрачно,
во мне росло ожесточение, и все мое существо словно попало во власть темных
чар.
Я перестал быть человеком.
В то время как я, скорчившись на полу, обдумывал свое
положение, во мне скапливались и росли неимоверные силы. Постепенно я перестал
всхлипывать как ребенок. Я принялся изучать самого себя и заметил белизну кожи,
остроту маленьких клыков и блеск в темноте как будто отполированных длинных ногтей.
Мое тело утратило всякое ощущение боли. Мне было приятно
чувствовать исходившее от дымящихся углей тепло, словно оно укрывало и
окутывало меня.
Время шло и в то же время остановилось.
Мне доставляло удовольствие каждое движение воздуха. А когда
я услышал, как в освещенном мягким светом городе приглушенный хор колоколов
пробил очередной час, звуки эти не значили для меня ход времени, как для
смертных. Они прозвучали волшебной музыкой. Я неподвижно лежал и, приоткрыв
рот, следил за пролетающими по небу облаками.
Неожиданно я почувствовал в груди новую, незнакомую прежде
боль, ощущение чего-то живого, горячего.
Это ощущение переместилось по сосудам сначала к голове, где
стало особенно острым, а потом, казалось, сконцентрировалось в области желудка.
Я прищурился и склонил голову набок. И понял, что эта боль меня не пугает – я
просто чувствовал ее и прислушивался к ней.
Вскоре я понял причину боли. Из моего тела небольшими
порциями выходили отходы организма. Я оказался не в силах сдержать рвоту. В то
же время грязные пятна на одежде ничуть не вызывали во мне отвращения.
Не вызывали отвращения и крысы, вылезшие из своих нор и
бесшумно приближающиеся на мягких лапках к вонючей лужице.
Эти существа не могут причинить мне вред, даже если станут
ползать по мне, стремясь добраться до оставшейся на одежде рвоты.
По правде говоря, в мире тьмы ничто не могло вызвать во мне
отвращение, будь то даже жирные и скользкие могильные черви.
Я уже не принадлежал тому миру, обитателей которого волнуют
такого рода вещи. Мысль о том, что и сам я теперь являюсь частью того, что
вызывает суеверный страх у смертных, заставила меня улыбнуться. Я испытал
невыразимое удовольствие и засмеялся.
И все же печаль не покинула меня совсем. Она была вызвана
тем, что оставалось пока на уровне фантазии, но эта фантазия в скором времени
должна была превратиться в реальность.
Я мертв! Я вампир! И ради того, чтобы я продолжал жить,
кто-то должен будет умирать. Никогда, никогда больше не увижу я Никола, не
увижу свою мать, никого из тех людей, кого знал и любил, никогда не встречусь
ни с кем из своих родных. Я буду пить кровь. Буду жить вечно. Именно так все и
будет. Но все это лишь начало. И перед тем как родиться для такой жизни, я
испытал восторг и наслаждение.
Я поднялся на ноги. Чувствуя необыкновенную легкость и
какое-то странное оцепенение и одновременно сознавая свою силу и могущество, я
подошел к пепелищу и стал бродить среди обуглившихся останков дерева.
Никаких костей я не обнаружил. Демон словно испарился.
Собрав обеими руками прах, я подошел к окну и пустил его по
ветру. Когда потоки воздуха подхватили невидимые частички, я прошептал
последнее «прости» Магнусу, размышляя при этом, может ли он все еще меня
слышать.
Наконец на полу остались лишь обугленные головешки и сажа,
которую я тоже собрал руками и выбросил в темноту за окном.
Теперь пришло время осмотреть внутренние покои.