И вот теперь, когда свет на небесах угас, Магнус пил
волшебную и проклятую кровь своего беспомощного бессмертного пленника. Эта
кровь сделает его одним из вечно живых мертвецов. Он вероломно похищал
бессмертие, словно Прометей мрачного и темного мира, крадущий сияющий огонь.
Эхом отражаясь от каменных стен, в темном подземелье слышится смех, и кажется,
что это эхо проносится через века. Воздух наполнен могильным запахом. Состояние
неизмеримого, безграничного экстаза постепенно ослабевает, сходит на нет.
Я лежал на соломе и плакал.
– Пожалуйста, пусть это длится вечно, – шептал я.
Я снова обрел собственное дыхание, руки Магнуса уже не
сжимали меня, сны рассеялись… Я падал все ниже и ниже, черное звездное небо
удалялось, постепенно превращаясь в усыпанную красноватыми блестками вуаль.
Надо же, подумал я, а мне показалось, что небо… настоящее.
В комнате повеяло зимним холодом. Я чувствовал слезы на
своем лице. Меня мучила страшная жажда.
Откуда-то издалека, сверху, спокойно опустив руки, на меня
смотрел Магнус.
Я попытался шевельнуться. Я умирал от жажды, и мне казалось,
что все тело мое иссохло.
– Ты умираешь, Убийца Волков, – сказал мне
Магнус. – В твоих прекрасных голубых глазах гаснет свет – так бывает,
когда заканчивается летний день…
– Нет, прошу вас…
Жажда стала невыносимой. Выгнувшись, я жадно хватал воздух
открытым ртом. Вот он… наконец… предсмертный ужас… вот какова она – смерть…
– Моли об этом, дитя, – ответил он, и лицо его
перестало быть похожим на усмехающуюся маску – напротив, на нем было написано искреннее
сострадание. В тот миг он казался почти нормальным человеком, состарившимся
самым естественным образом. – Моли – и ты все получишь.
– Помогите… пожалуйста… – молил я, а перед глазами
стояли потоки воды, стекающие с гор, все горные реки, которые я видел в
детстве.
– Я дам тебе самую лучшую воду из всех существующих на
свете вод, – прошептал он мне в самое ухо, и я вдруг заметил, что его лицо
утратило неестественную белизну.
Он был просто стариком с нормальной человеческой внешностью,
который с печальным видом сидел возле меня.
Но едва я снова увидел его улыбку, его заинтересованный
взгляд из-под седых бровей, я понял, что это не так. В нем не было ничего
человеческого. Передо мной сидело все то же древнее чудовище, только напившееся
моей крови!
– Самое лучшее в мире вино… – едва слышно произнес
он. – Это моя Плоть и моя Кровь!
При этих словах руки его снова обвились вокруг моего тела.
Он прижал меня к себе, и я ощутил исходящее от него горячее тепло – казалось,
он был полон не моей крови, а любви ко мне.
– Попроси это у меня, Убийца Волков, и ты будешь жить
вечно, – шепнул он, но голос его звучал устало и странно безжизненно, а
взгляд был горестным и каким-то отстраненным.
Собственное тело казалось мне очень тяжелым и непослушным,
но я почувствовал, что голова моя слегка повернулась. Нет, я не стану просить.
Умру, но не попрошу ни о чем. Меня охватило отчаяние, ибо впереди меня ждет
именно то, чего я больше всего боялся, – пустота смерти… И все же я
сказал: «Нет». Несмотря на переполнявший меня ужас, я ответил: «Нет». Я не
склонюсь ни перед хаосом, ни перед ужасом. И снова я сказал: «Нет».
– Жизнь, которая будет продолжаться вечно… –
услышал я его шепот.
Голова моя упала ему на плечо.
– Упрямый Убийца Волков! – Мягкими теплыми губами
он коснулся моей шеи.
– Нет, не упрямый, – прошептал я очень тихо, не
зная даже, слышит ли он меня. – Смелый, но не упрямый.
Все слова казались теперь бессмысленными. Что толку было в
моем тщеславии? Что вообще имело сейчас значение? Но слово «упрямый» показалось
мне таким тривиальным, таким грубым…
Приподняв мою голову и удерживая ее правой рукой, острыми
ногтями левой он расцарапал себе горло.
Я съежился от ужаса, но он прижал мое лицо к ране и
приказал:
– Пей!
Я услышал собственный крик, но он замер где-то внутри меня.
И в то же мгновение сочившаяся из раны кровь коснулась моих пересохших
полуоткрытых губ.
Мучительная жажда достигла предела… я коснулся языком
кровавой полоски… и буквально утонул в море восхитительных ощущений. Рот мой
сам собой открылся шире, и губы сомкнулись на ране. Я с силой втягивал в себя
фонтанирующий поток и сознавал, что получил сейчас возможность утолить жажду
так полно, как мне не приходилось утолять ее никогда в жизни.
Кровь все текла и текла, и уходило и растворялось не только
ощущение жгучей жажды, находили удовлетворение все мои желания и стремления,
исчезали ощущение голода и сознание собственной ничтожности, все горестные
мысли, когда-либо мучившие меня.
Я прижался к нему еще крепче. Я чувствовал, как струится в
горло кровь. Я ощущал нежное прикосновение его головы и крепость его объятий.
Я приник к нему с такой силой, что чувствовал каждый изгиб
его тела, каждый сосуд, каждую кость и каждое сухожилие. Я знал его всего
целиком. Меня охватывало приятное оцепенение, сквозь которое прорывались восхитительные
ощущения, вызывавшие покалывание и звон в ушах, усиливавшие мой восторг до
такой степени, что я почти воочию видел то, что чувствовал.
И все же наивысшее наслаждение доставляла мне наполнявшая
постепенно всего меня сладкая, ароматная кровь, которую я не переставая пил,
пил, пил…
«Еще… Еще…» – только и думал я, если я вообще способен был
думать. Алый поток был столь восхитителен, столь ослепительно прекрасен, что,
несмотря на густоту, проникал в меня с легкостью струящегося света и
тысячекратно удовлетворял все мои отчаянные желания.
Однако я чувствовал, что его тело, источник, к которому я
так жадно приник, постепенно слабеет. Дыхание стало едва слышным и хриплым. И
тем не менее он не делал попыток меня остановить.
«Люблю тебя, Магнус, – хотелось сказать мне, – ты
мой неземной повелитель, ты страшное, ужасное существо, и все же я люблю тебя,
люблю, люблю… именно этого всегда мне хотелось, я мечтал об этом, но никак не
мог получить… а ты подарил мне…»
Мне казалось, что, если это продлится еще хоть немного, я
умру. Но наслаждение продолжалось, а я не умирал.
Неожиданно я почувствовал, как нежные любящие руки гладят
меня по плечам, а потом они с силой отодвинули меня.
В моем долгом горестном вопле было столько отчаяния, что оно
встревожило и испугало меня самого. Но Магнус уже поставил меня на ноги, ни на
секунду при этом не разжимая объятий.