– У меня уже заказан билет на ближайший корабль из
Александрии. Я отправлюсь в Неаполь, потом в Барселону. Из Лиссабона отплыву в
Новый Свет.
Лицо ее сделалось ýже, черты лица стали резкими. Губы
дрогнули, но с них не сорвалось ни слова. И вдруг я увидел, что к глазам ее
подступили слезы, и почувствовал, что она хочет меня обнять или хотя бы
прикоснуться ко мне. Но я отвернулся, сделав вид, что занят чем-то лежащим на
столе, и стиснул кулаки, чтобы унять дрожь. Как хорошо, подумал вдруг я, что
Ники унес с собой в небытие свои руки. Если бы он это не сделал, мне пришлось
бы ехать за ними во Францию, прежде чем я смог бы продолжить свой путь.
– Не может быть, чтобы ты ехал к нему! –
прошептала она.
К нему?! Как она смеет! Ведь он же мой отец!
– Какой смысл говорить об этом сейчас? Я уже
еду! – ответил я.
Она лишь отрицательно качнула головой и подошла к столу.
Походка ее была еще более легкой и неслышной, чем у Армана.
– Кто-нибудь из нам подобных отваживался совершать
столь далекое путешествие и пересекать океан? – спросила она.
– Мне об этом ничего не известно. В Риме говорили, что
нет.
– А вдруг это вообще невозможно? Пересечь океан.
– Возможно. И ты это знаешь.
Ведь прежде мы переплывали моря в обитых пробкой гробах. И
горе тому, кто посмеет меня потревожить.
Она подошла еще ближе и взглянула на меня сверху вниз. Она
не в силах была и дальше скрывать боль, исказившую прекрасные черты ее лица. И
несмотря на это, она казалась мне восхитительной. Почему прежде я одевал ее во
все эти бальные платья, шляпы с перьями и заставлял носить драгоценности?!
– Ты знаешь, как связаться со мной, – снова
заговорил я. Тон мой, однако, не был уверенным, и в голосе звучала
горечь. – Вот адреса моих банков в Лондоне и Риме. Эти банки существуют на
земле столько же, сколько и вампиры, наверное. Они и впредь останутся на своих
местах. Впрочем, тебе это и так известно…
– Замолчи! – тихо вскрикнула она. – Не смей
больше говорить со мной об этом.
Какая ложь и какое притворство! Она всегда ненавидела такого
рода разговоры и никогда не заговаривала на подобные темы сама. Даже в самых
фантастических снах мне не могло присниться, что когда-нибудь все будет
происходить именно так – что мне придется холодным тоном говорить ей столь
неприятные вещи и ей придется плакать. Мне казалось, что при известии о том,
что она уходит, я буду дико вопить от боли, со слезами брошусь к ее ногам.
Мы долго смотрели друг на друга. Я видел, что глаза ее полны
слез, а губы вздрагивают.
И в конце концов я потерял всякий контроль над собой.
Вскочив, я бросился к ней и обхватил руками ее хрупкое тело.
Я не хотел ее отпускать от себя, как бы она ни боролась. Мы буквально слились в
безмолвном крике и никак не могли оторваться друг от друга. Но я чувствовал,
что она не подчинится, что она не растаяла в моих объятиях.
В конце концов она слегка отстранилась и стала гладить меня
по голове обеими руками, потом наклонилась, поцеловала меня в губы и молча
отошла.
– Вот и все, мой дорогой, – сказала она.
Я покачал головой. У меня на душе было столько невысказанных
слов! Но они не были ей нужны, она никогда не нуждалась в моих словах.
Медленно и плавно, грациозно покачивая бедрами, она подошла
к двери, которая выходила в сад, и посмотрела сначала на сияющие высоко в небе
звезды, потом на меня.
– Ты должен пообещать мне кое-что, – промолвила
она наконец.
Я видел перед собой благородного молодого француза, который
с грацией, свойственной только арабам, спокойно передвигался по узким улочкам и
темным закоулкам сотен городов и бесстрашно посещал такие места, где только
отъявленные бандиты могли чувствовать себя в относительной безопасности.
– Хорошо, – ответил я, хотя дух мой был совершенно
сломлен и никакого желания продолжать разговор не было.
Краски померкли. Ночь не казалась мне ни холодной, ни
жаркой. Мне хотелось сейчас, чтобы она поскорее ушла, однако я не мог даже
представить, что будет со мной, когда это действительно случится.
– Пообещай мне, что ни при каких обстоятельствах не
попытаешься покончить со всем этим, предварительно не повидавшись со мной, не
подождав, пока мы снова сможем быть вместе.
В первый момент я был настолько удивлен, что даже не
нашелся, что ответить.
– Я никогда не решусь покончить с собой, – наконец
ответил я, постаравшись вложить в свои слова как можно больше презрения. –
А потому с легкостью могу дать тебе такое обещание. Но почему бы и тебе не
пообещать мне кое-что? Например, что ты скажешь мне, куда направишься отсюда и
где я смогу тебя найти… что не исчезнешь бесследно, как если бы ты оказалась
плодом моего воображения…
Я замолчал, почувствовав в собственном голосе просительные и
даже истерические нотки. Я не мог представить ее пишущей письмо и отправляющей
его по почте, да и вообще делающей что-то такое, что свойственно обыкновенным
смертным.
– Надеюсь, ты правильно оценил себя и свои силы, –
сказала она.
– Я уже ни во что не верю, матушка, – произнес
я. – Когда-то давно вы сказали Арману, что верите, будто бескрайние леса и
джунгли дадут вам ответы на все вопросы, что звезды смогут наконец открыть вам
истинную правду. А я не верю ни во что. И это делает меня гораздо более
сильным, чем вы думаете.
– Тогда почему же мне так за тебя страшно? – чуть
слышно спросила она. Лишь по движению губ я смог понять смысл ее вопроса.
– Вы чувствуете, насколько я одинок и как страдаю от
того, что фактически выброшен из жизни. Как горько мне сознавать, что я есть не
что иное, как зло, что я не заслуживаю любви и в то же время так в ней
нуждаюсь. Я ужасаюсь при мысли о том, что не имею права раскрыть себя перед кем-либо
из смертных. Но все это не сможет остановить меня, матушка. У меня достаточно
сил, чтобы вынести все это. Как вы сами сказали, я очень хорошо умею быть тем,
кто я есть на самом деле. Время от времени я очень страдаю, только и всего.
– Я люблю тебя, сынок, – сказала она.
Я хотел напомнить ей о так и не данных мне обещаниях, об
агентах в Риме, которым она должна писать. Я хотел сказать что-то…
– Сдержи свое слово, – вновь попросила она.
И я вдруг отчетливо понял, что это наши последние
проведенные вместе мгновения. Я знал это, но уже не мог ничего изменить.
– Габриэль! – тихо позвал я ее.