«Мариус, – шептал я про себя, – видел ли ты все
это? Способен ли кто-либо из нас просуществовать столь долго?»
Мои размышления были прерваны Габриэль. Она захотела
спешиться и остаток пути пройти пешком. Я с удовольствием с ней согласился,
однако не знал, как управлять огромными, вонючими и упрямыми верблюдами, как
заставить их встать на колени.
Она прекрасно справилась с этой задачей, и мы пошли по
песку, оставив верблюдов ждать нас на месте.
– Отправляйся вместе со мной в глубь африканских
джунглей, – предложила она с необыкновенно печальным и мягким выражением
лица.
Я промолчал. Что-то в ее поведении меня встревожило. Во
всяком случае, мне следовало бы насторожиться.
Следовало услышать предупреждающий гул, похожий на утренний
перезвон колоколов ада.
Мне вовсе не хотелось углубляться в джунгли Африки. И она
это хорошо знала. Я был вне себя от волнения в ожидании новостей из Франции,
обещанных Роже сведений о судьбе моей семьи. К тому же я планировал посетить
крупнейшие города Востока, проехать через Индию и Китай, побывать в Японии.
– Ты должен знать, что я понимаю, какой путь ты для
себя избрал, уважаю и ценю настойчивость, с которой ты ему следуешь.
– То же самое могу сказать тебе я.
Она остановилась.
Мы почти вплотную подошли к статуям, во всяком случае
насколько это было вообще возможно. И возможно, единственное, что мешало им
оказывать на меня подавляющее воздействие, было отсутствие каких-либо
предметов, с которыми их можно было бы сравнить. Небо над головой было таким же
огромным, как они, пески – бескрайними, а вечно сияющие над головой звезды –
бесчисленными и необычайно яркими.
– Лестат, – медленно, взвешивая каждое слово,
вновь заговорила она, – я прошу тебя хотя бы раз попытаться увидеть мир
так, как вижу его я.
Луна ярко освещала ее фигуру, но широкополая шляпа почти
полностью скрывала ее маленькое треугольное личико.
– Забудь о доме в Каире, – продолжала она,
внезапно понизив голос, словно тем самым желая подчеркнуть важность своих
слов. – Откажись от всех ценностей, от одежды, от всего того, что
связывает тебя с цивилизацией. Отправляйся со мной на юг, вверх по реке в самое
сердце Африки. Последуй моему примеру.
Я по-прежнему молчал, но чувствовал, как сильно колотится
сердце.
Тихо, едва слышно, она заговорила о том, что мы сможем
увидеть неизвестные миру африканские племена, сразиться голыми руками с
крокодилами и львами и, возможно, отыскать самый исток Нила.
Меня охватила дрожь. Показалось вдруг, что в ночной тьме
завыли ледяные ветры. И некуда было от них скрыться.
«Ты хочешь сказать, что покинешь меня навсегда, если я не
соглашусь? Я правильно тебя понял?»
Я не мог отвести взгляд от статуй, которые вызывали во мне
ужас, и мне показалось, что я произнес вслух:
– Значит, вот как все заканчивается…
Вот, значит, в чем причина ее присутствия рядом со мной, вот
почему она оказывала мне все эти знаки внимания, и только поэтому мы с ней
сейчас вместе! Ее забота не имела ничего общего с тем, что Ники канул в
вечность. Сейчас ее волновала совсем другая разлука, предстоящая в скором
времени.
Словно споря в душе сама с собой и решая, как лучше вести
разговор дальше, она тряхнула головой. Потом приглушенным голосом стала
описывать мне прелесть душных тропических ночей, гораздо более влажных и
нежных, чем здесь.
– Иди со мной, Лестат, – сказала она. – Днем
я сплю в песке, а ночью буквально летаю, как если бы у меня и в самом деле
выросли крылья. Я не нуждаюсь в имени. Не оставляю следов. Я хочу проникнуть в
самое сердце Африки. И превращусь в богиню для своих будущих жертв.
Она подошла ближе, обняла меня за плечи и прижалась губами к
моей щеке. Я отчетливо видел, как из-под полей шляпы сверкают ее глаза. Лунный
свет ярко озарял ее рот.
Я вздохнул и покачал головой.
– Я не могу, и тебе это отлично известно, –
ответил я. – Я точно так же не в силах сделать это, как ты не в силах
остаться со мной.
Всю обратную дорогу до Каира я размышлял о том, что
произошло и что почувствовал я в эти тяжелые минуты. О том, что знал и о чем
промолчал, когда мы стояли перед статуями-колоссами.
Она была для меня уже навсегда потеряна! Причем давно, много
лет назад. Я отчетливо понял это в тот момент, когда вышел из комнаты, где
оплакивал Ники, и увидел ее ждущей меня на улице.
В той или иной форме все это было высказано давным-давно в
подземном склепе башни. Она не могла дать мне то, в чем я так нуждался. И не в
моих силах было превратить ее в ту, кем она никогда не сможет стать. Но
поистине ужасно то, что ей от меня тоже ничего не было нужно!
Она звала меня за собой только потому, что считала себя
обязанной сделать это. Быть может, к этому еще примешивались жалость и печаль.
На самом же деле единственным, чего она жаждала, была свобода.
Она оставалась со мной и после возвращения в город, но все
время молчала и ничего не делала.
А я все глубже и глубже погружался в пустоту, онемевший,
ошеломленный, зная, что в самое ближайшее время меня ожидает еще один страшный
удар. Я понимал это настолько ясно, что меня охватывал ужас. Она вот-вот скажет
мне последнее «прости», и я не в силах это предотвратить. Когда же я потеряю
над собой контроль? Когда не смогу сдержать слезы?
Только не сейчас!
Едва мы зажгли все лампы в нашем маленьком доме, меня
охватило буйство красок. Персидские ковры с великолепными цветочными
орнаментами, балдахины с вплетенными в ткань миллионами крошечных зеркал,
сверкающие перья трепещущих крыльями птиц…
Я искал письмо от Роже, но его не было, и внезапно меня
охватил гнев. Он обязан был написать мне хоть что-нибудь. Мне необходимо было
знать, что происходит в Париже! Однако гнев быстро сменился страхом.
– Что же, черт возьми, творится во Франции? –
пробормотал я. – Я должен найти других европейцев, лучше всего англичан,
потому что они всегда хорошо осведомлены, у них всегда есть информация. Куда бы
они ни направлялись, они повсюду таскают с собой любимый индийский чай и
лондонскую «Таймс».
То, что она стояла при этом совершенно спокойно, приводило
меня в бешенство. Мне казалось, в комнате происходит что-то странное – я вновь
ощутил те же напряжение и неприязнь, которые почувствовал в подземном склепе,
перед тем как Арман начал свой длинный рассказ.
Но она просто собиралась покинуть меня навсегда. Готова была
ускользнуть в вечность. И неизвестно, сумеем ли мы когда-нибудь разыскать друг
друга!